Бьор наморщил лоб и закинул свои длинные светлые волосы за плечи.
— Я достаточно хорошо знаю тебя, — сказал он отцу, — чтобы понимать, что ты никогда не говоришь чушь. И все же на этот раз твои слова очень похожи на нее.
Глава 4
Риво Альто, резиденция дожа
В кабинет дожа через сводчатые окна падал свет заходящего солнца. Огонь в камине трещал вовсю, но никакого огня не хватило бы, чтобы прогнать холод из обстановки в комнате.
— Вы забыли печать, Джустиниано. — Рустико из Маламокко склонился над сидящим за письменным столом дожем и указал пальцем на пергаментный свиток. — Вот здесь, рядом с вашей подписью.
Дож послушно приложил символ своей власти к горячему воску на документе. На его вопросительный взгляд Рустико из Маламокко ответил нежным покровительственным похлопыванием по плечу нового хозяина Риво Альто.
Мательда сидела за столом для рисования и чувствовала, как краска стыда заливает ее щеки. Что себе позволяет этот трибун, называя ее отца по имени? Может, он еще начнет учить его, как ребенка? Она с огромным удовольствием нацарапала бы свою собственную печать на лице этого хама.
Сжав губы, Мательда вернулась к своему рисунку, однако эскиз легкого парусного корабля никак не давался ей. Она продолжала напряженно прислушиваться к разговору мужчин в другом конце помещения.
— Смотрите, трибун, — сказал дож и взял со стола конверт, — письмо из Византии, от казначея императора, как мне кажется. Надеюсь, хорошая новость.
Мательда подняла взгляд на обоих именно в тот момент, когда у нее на глазах Рустико вырвал послание из руки дожа.
— Вы не имеете права вскрывать дипломатическую почту из-за границы, — сделал выговор дожу Рустико. — Это разрешается только в присутствии всех трибунов.
— О! — выдохнул Джустиниано. — Простите меня. Я этого не знал.
Мательда, чтобы не вскочить на ноги, вцепилась пальцами в свой маленький стол из липового дерева. Ее темные косы с разноцветными лентами выбились из-под чепчика и упали на свежий эскиз. Черные чернила пролились на папирус и испортили картинку.
— Вы также не имеете права писать письма за границу. — Лицо Рустико покрылось морщинами. — Я думал, вам это известно.
Джустиниано поник в своем кресле.
— Я… я, кажется, забыл.
Пауза, которую сделал Рустико после этих слов, только усилила смущение дожа, ему показалось, что его стыд заполнил все помещение. Терпеть это и дальше Мательда не смогла. Она отодвинула в сторону доску для чертежей вместе с циркулем, линейками и перочинными ножами.
— Это вы, Рустико, кое-что забываете! А именно — как нужно вести себя по отношению к главе города!
От неожиданности трибун выпрямился.
— Думаю, это не лучшая идея, что ваша дочь присутствует при деловых разговорах, — сквозь зубы процедил он. Это обращение лишь по форме относилось к дожу, на самом деле слова трибуна адресовались Мательде.
Джустиниано потер затылок и просящим взглядом посмотрел на дочь. Она подошла ближе и встала перед его рабочим столом.
— Зачем же моему отцу быть дожем, если он всегда только исполняет волю трибунов? — начала она. — Дож не имеет права читать письма, а также писать их. Он имеет право только предлагать решение, но не принимать его. Дож даже не может встречаться с послами и тем более брать подарки от них!
Рустико предостерегающе поднял руку.
— Это неправда. Дож вправе принимать цветы, благовонные растения и розовую воду. Все остальные подношения должны направляться в казну города.
— Наверное, вы хотели сказать, что эти подарки — золото, украшения — могут делить трибуны между собой? Да вот хотя бы это кольцо, — указала Мательда на все еще поднятую вверх руку Рустико. — Откуда оно у вас, трибун?
В мясистый палец Рустико был буквально вдавлен, так, что уже и не снимешь, перстень с большим сверкающим изумрудом цвета лагуны.
— Это наша семейная реликвия. — Трибун поспешно одернул руку и спрятал ее за спиной. — В каких позорных делах вы меня обвиняете!..
Теперь, когда она отвлекла внимание Рустико и он оказался на достаточном расстоянии, чтобы не мог быстро дотянуться ни до стола, ни до Мательды, она схватила со стола письмо из Византии, отскочила на несколько шагов назад и повернула его к свету.
— Вручить лично секретарю дожа Риво Альто, — прочла она вслух. — Кто же возвысил вас до этой должности, Рустико? — сжала губы Мательда.
Рустико быстро обошел вокруг стола и приблизился к Мательде. Но, прежде чем он успел добраться до нее, она подскочила к одному из оконных проемов и вытянула руку с пергаментом наружу. Послание развевалось на ветру.
— Вы на это не решитесь! — вскричал Рустико, но все же не рискнул больше сделать ни шага.
За его спиной приподнялся со своего места Джустиниано, маленький и потерянный за своим огромным письменным столом.
— Оставь это, Мательда! — произнес он, с трудом выдавливая из себя каждое слово.
— Послушайте вашего отца, — прорычал Рустико. — Вы уже натворили достаточно вреда тем, что пообещали доставить в город мощи святого Марка. Не подвергайте опасности себя и дожа.
— Это что, угроза? — Мательда отвела руку и теперь держала письмо, играючи помахивая им перед своим лицом, как веером. — Тогда расскажите подробнее, каковы ваши планы и что вы намерены предпринять вслед за вашими словами…
И после этого она выбросила письмо в окно.
Рустико кинулся к подоконнику — послание плавно опускалось вдоль каменной стены. В следующий момент трибун выскочил через дверь наружу.
Мательда торжествующе посмотрела на отца. Но дож уже, казалось, не замечал ее. Он сидел за письменным столом, обхватив голову руками.
— Наверное, твоя мать гордилась бы тобой, — произнес он. — Но мне ты приносишь одни неприятности.
— Зато я спасла твою честь, — ответила Мательда, справившись с комом в горле. — И мы избавились от трибуна.
Закрывшись руками, дож заговорил с болью в голосе и не вполне членораздельно:
— Я… т-тебя об этом не просил. Рустико прав… Нич-чего, кроме несчастья, не приносит уч-частие женщин… в правительственных делах.
На какой-то момент Мательда будто окаменела. До сей поры она верила,
