— А теперь ты упорствуешь. Тебе известно, о чем я говорю. Мне не хватает возможностей легиона и того, что он был наделен властью так поступать. Все наши силы сейчас… Они — легионы по названию, раскраске и остаткам культур, но это не армия, а орда, которая связана отмирающей преданностью и борется лишь за выживание. А ведь когда-то мы были братством и сражались лишь ради победы. Наш род больше не ведет войну, мы совершаем набеги и грабежи. Мы больше не маршируем полками и батальонами, а дробимся на стаи и банды.
Я рассмеялся. Я не хотел потешаться над ним, однако не смог сдержать смеха.
— Абаддон, ты веришь, будто все изменишь?
— Нет. Сейчас этого никто не в силах изменить. — Его золотистые глаза вспыхнули истовым пылом, а вены под кожей запульсировали, становясь чернее. — Но мы в силах принять это, брат мой. Сколько в Девяти легионах тех, кто жаждет вновь стать частью настоящего легиона? Ты настолько самолюбив, что считаешь, будто одинок в своих амбициях, тизканец? Как насчет Валикара Резаного, который больше верен своей паучьей королеве с Марса и их общему миру, чем Железным Воинам? Как насчет Фалька Кибре, готового положить жизнь на то, чтобы убить Хоруса Перерожденного, и обратившегося к тебе за помощью? Как насчет Леора — генетического отпрыска этой обезумевшей от крови аватары: Ангрона, никогда не питавшего к собственным сыновьям даже крупицы любви? С тобой даже Телемахон, а ты обманываешь самого себя, делая вид, будто это всего лишь результат того, что ты переписал его разум. Ты лишил его возможности испытывать удовольствие без твоего разрешения, но не переделывал всю его душу. Если ты ему позволишь, он станет настоящим братом, а не узником.
— Ты не можешь знать этого наверняка.
— Хайон, даже рождение — неопределенность. Нет ничего определенного, кроме смерти.
От его уклончивости мои губы скривились в оскале, слишком напоминавшем Гиру.
— Избавь меня от школьной философии. С чего мне доверять Телемахону?
— Потому что он такой же, как мы, и страстно стремится к той же цели, которую мы хотим достичь. Так же, как и ты, он — сын сломленного легиона. Третий легион уже давно предался низменным излишествам и бессмысленному самопотаканию. Когда-то Дети Императора получали удовольствие от победы. Теперь же они ищут наслаждения любой ценой, алчут страданий, а не триумфа. Хайон, тысячи и тысячи воинов в Оке жаждут чего-то такого, за что стоит сражаться. Мое странствие вместе с Саргоном состояло не только в постижении приливов и отливов волн Ока. Оно было поиском тех, кто встанет рядом со мной.
Я ничего не ответил на его пылкий вызов. Действительно, что тут можно было сказать. Он ясно показал, что я живу без всякой цели, и предложил надежду взамен пустоты. Я никогда не думал, что услышу подобные слова от другого легионера, не говоря уж о том, кто давным-давно ушел в легенды.
— В том, чем мы стали, есть сила и чистота, — произнес Абаддон. — Теперь в группировках Девяти легионов присутствует жестокая честность. Они следуют за военачальниками, которых выбрали, а не за теми, кого им назначили. Создают традиции, уходящие корнями в культуру их родных легионов, или же полностью отвергают свое происхождение по собственной прихоти. Эта неудержимая свобода восхищает меня, и я не желаю поворачивать вспять, колдун. Я говорю о том, чтобы взять имеющееся у нас и… улучшить его. Усовершенствовать.
Оказалось, что мне трудно говорить. Слова лежали на языке, однако протолкнуть их дальше было нелегким делом. Произнести их означало озвучить то же праведное безумие, которое столь пылко проповедовал Абаддон.
— Ты говоришь не просто о создании новой группировки. Ты подразумеваешь новый легион. Новую войну.
Его взгляд ни на миг не отрывался от моего. Я ощущал это, продолжая смотреть ему в глаза и чувствуя жар амбиций, исходящий от лихорадочных мыслей изгнанника.
— Новая война, — согласился он. — Настоящая война. Мы были рождены для битвы, Хайон. Нас создали, чтобы мы покоряли Галактику, а не гнили в этой преисподней и гибли от клинков своих братьев. Кто создатели Империума? Кто сражался, чтобы очистить его территорию и расширить границы? Кто усмирял мятежные миры и расправлялся с отвергавшими свет прогресса? Кто прошел от края до края Галактики, оставляя за собой след из мертвых предателей? Это наш Империум. Построенный на сожженных нами планетах, сломанных нами костях и пролитой нами крови.
Больше всего меня потряс не его пыл и даже не его амбиции, хотя от их масштабов и захватывало дух. Нет, сильнее всего меня потрясли его мотивы. Я ожидал ожесточенности, вызванной неудачей, а не лидерского идеализма. Он не хотел мести — не важно, мелочной или же абсолютно оправданной. Он хотел того, что принадлежало нам по праву. Хотел творить будущее Империума.
— Ты тоже это видишь, — произнес он, ощерившись в ухмылке.
Как и у остальных юстаэринцев, у него на зубах были выгравированы хтонийские руны храбрости и решимости. Они вдруг показались чрезвычайно уместными для улыбки паломника, который возвращается к своим людям, чтобы стать крестоносцем.
— Теперь ты чувствуешь, не так ли?
— Новая война, — медленно и тихо произнес я. — Не порожденная злобой и не основанная на мести.
Абаддон кивнул.
— Долгая Война, Хайон. Долгая Война. Не мелкий мятеж, поглощенный гордыней Хоруса и его жаждой занять Трон Терры. Войны за будущее человечества. Хорус бы продал весь наш род Пантеону за возможность хоть один миг посидеть на Золотом Троне. Мы не можем допустить, чтобы нас использовали так же, как его. Силы существуют, и мы не вправе делать вид, будто это не так, — однако не можем и позволить священному долгу выродиться в слабость, как сделал Хорус.
— Недурно сказано, — произнес позади меня Леор.
Я обернулся — и он, и Телемахон пришли в себя, чего я до сих пор не ощущал. Вне всякого сомнения, они слышали большую часть пламенной речи Абаддона. На темнокожем, изуродованном швами лице Леора было выражение беспощадного спокойствия, какого я никогда еще не видел. Он пытался говорить насмешливо, но я полагаю, что каждый из нас расслышал в его голосе примесь благоговения.
Телемахон промолчал. Выкованная из серебра прекрасная посмертная маска безмолвно и испытующе глядела на нашего хозяина. Я задумался, что бы легионер Детей Императора сказал обо всем этом, не перепиши я его разум.
Похоже, Абаддон уловил мои мысли, поскольку заявил:
— Хайон, ты должен освободить мечника. Ты забрал у него не только направленную против тебя агрессию.
— Я это понимаю, но, если бы я его освободил, мы бы убили друг друга.
Тогда он улыбнулся, и улыбка уже не была столь терпеливой. За харизматичным военачальником проглянул железный тиран.
— Хочешь сделать первые шаги
