Колдун-альбинос долгое мгновение, не моргая, безразлично глядел на меня.
— Я не архивариус легиона, — наконец произнес он. — А учитывая полученные кораблем повреждения, я сомневаюсь, что командир «Трех светил» времен Осады — кем бы он ни был — по-прежнему стоит у руля.
Я отмахнулся от его сварливой реплики и обратился к оперативной палубе:
— Вызвать «Зловещее око».
Люди и существа, когда-то бывшие людьми, кинулись исполнять распоряжение. Пока мы ожидали открытия канала связи, Ашур-Кай развлекал себя тем, что извлек свой меч и принялся изучать змеящиеся руны, выгравированные по бокам.
— Советую тебе взять на эти… переговоры Оборванного Рыцаря.
Должно быть, мое лицо на миг омрачилось. Даже в моменты наибольшей открытости Ашур-Кай редко расщедривался на эмоции, которые имело бы смысл скрывать, — однако в ту секунду его тонкие брови чуть поднялись в легкой удивленной гримасе.
— Что? — спросил альбинос. — В чем дело?
— В последнее время он мне противится, — признался я.
— Я это учту. Но возьми Оборванного Рыцаря, Хайон. Мы рассчитываем на честь людей, у которых нет чести. Давай не будем полагаться на авось.
Повелители трех армий встретились на нейтральной территории. Там отсутствовала гравитация. Мы ковыляли в ботинках с магнитными захватами, из-за чего походка становилась крайне неуклюжей. Каждый из нас прихватил горстку телохранителей и подопечных на останки «Его избранного сына», и мы сошлись в безжизненном и безвоздушном мраке командной палубы мертвого корабля. Десятки опустевших контрольных кресел выстроились перед разбитым обзорным экраном оккулуса. Замерзшие и мутировавшие тела сервиторов были изъедены варпом. Многие из них свободно парили, другие же оставались пристегнутыми к своим постам. Эти иссохшие идолы с промерзшими костями наблюдали за нашими переговорами, пялясь на нас отключенными смотровыми линзами, пустыми глазницами и ледышками глаз.
По полу были разбросаны тела мертвых воинов — воинов, облаченных в истлевшие от времени комплекты керамитовой брони, носившей стершиеся знаки различия Сынов Хоруса. Корабль был мертв уже очень, очень давно. Экипаж оставался не погребенным и не сожженным.
Фальк прибыл первым. Его воины, все в доспехах зеленого оттенка океана или же черной броне юстаэринцев, оцепили зону и заняли оборонительные позиции по всему стратегиуму. Одна из стрелковых групп присела за возвышением ближе к задней части мостика: в их руках неподвижно застыли тяжелые снайперские винтовки. Несколько других отделений заняли узловые точки и приподнятые платформы. Воины сидели на корточках или прикрывали стоявших на коленях братьев. Другие, подняв оружие, целились в направлении нескольких открытых люков, которые вели в оставшуюся часть корабля.
Несмотря на изменившиеся за это время боевые доспехи, я узнал нескольких офицеров Сынов Хоруса. Нельзя скрыть личность от тех, кто может читать разум. Каждая сущность обладает собственным ароматом, каждый человек проецирует собственную ауру.
Наша группа вошла внутрь под прицелом дюжины стволов болтеров, цепко следящих за нашими передвижениями.
— Как же ободряет, что Фальк все так же осторожен, — произнес по воксу Ашур-Кай.
Он находился на борту «Тлалока», однако соединился со мной разумом, смотрел моими глазами и, несомненно, заодно наблюдал за данными с записывающих сенсоров моего шлема. Потрескивание электрической связи не лишило его голос влажной хрипотцы.
«Опустите оружие, Фальк». Я вложил в импульс одни лишь слова, позаботившись о том, чтобы не допустить в телепатический сигнал никаких эмоций, — иначе просьба могла превратиться в психическое принуждение.
Фальк стоял в одиночестве, недалеко от трупа в доспехах, пристегнутого к центральному командирскому трону. Шлем терминатора был увенчан уже не просто офицерским плюмажем, а двумя закрученными рогами, похожими на бараньи. Рога образовывали чудовищную костяную корону. Услышав мою беззвучную просьбу, он поднял руку, приказывая своим людям сместить прицел.
Прежде чем он заговорил, в наушниках раздалась серия щелчков: вокс-системы наших доспехов настраивались друг на друга.
— Хайон, — сказал он, и я услышал в его интонации неприкрытое облегчение.
— Мои извинения за задержку. Шторм сделал путешествие нелегким.
Он поманил меня к платформе на возвышении. Его голос напоминал скрежет гравия.
— Я слыхал, что ты пал при Дрол Хейр.
— При Дрол Хейр я был на правильной стороне, — отозвался я. — В кои-то веки.
В лучшие времена Фальк входил в число самых высокопоставленных офицеров XVI легиона. На его доспехе до сих пор сохранился драгоценный золотой нагрудник, врученный ему в качестве награды генетическим отцом. Широко распахнутое, лишенное века око горело испытующим блеском. За время, прошедшее с момента нашей последней встречи, варп изменил Фалька. На костяшках и локтях прорезались костяные гребни, а рогатая корона свирепо утверждала его власть над братьями. Варп медленно преображал его физическое тело, и сквозь человеческие черты проступала холодная эффективность убийцы.
Самым наглядным были устрашающие бивни, появившиеся на лицевом щитке. Бивни воплощали свирепость и непокорство — черта, часто встречающаяся среди элиты терминаторов Девяти легионов.
Как и большинство из нас в ту бесславную эпоху, он в первую очередь был предан своей группировке и тем воинам, кому мог доверять более других. Его клан образовался из рот, которыми он когда-то командовал на войне, и перебежчиков, набранных за столетия, прошедшие после Осады Терры. Они называли себя Дурага-каль-Эсмежхак — «серое, что следует за огнем» — древний хтонийский траурный термин, относящийся к пеплу, который остается после кремации тела.
Слишком сентиментально — ведь глубоко в душе Фалька пылал позор поражения. И все же я восхищался тем, что он принимает это с мрачным юмором, а не отрицает напрочь. Или, хуже того, не возвеличивает неудачи прошлого.
Мы начали приближаться, и рука Фалька поднялась в предостерегающем жесте.
— Только ты, брат.
Мои спутники остановились. Гире не требовались магнитные подошвы, чтобы цепляться за палубу. Волчица стала бродить по залу, обнюхивая трупы, несмотря на отсутствие воздуха, и рыская, как это делал бы настоящий волк. Я чувствовал, что она настороже и приноравливается к окружающей обстановке. Ей не нужны были предупреждения, чтобы оставаться начеку.
Мехари и Джедхор были Мехари и Джедхором. «Если нас атакуют, — передал я им обоим, — уничтожьте любого, кто выступит против нас».
«Хайон», — бесстрастно отозвался Мехари.
Джедхор кивнул, не сказав ни слова. Пальцы перчаток обоих рубрикаторов напряглись — воины прижали болтеры к груди.
Я в одиночестве направился к возвышению.
— Вызывая меня, ты не сказал ничего определенного, — заметил я.
— Так и задумывалось. Где Белый Провидец?
— Командует «Тлалоком» в мое отсутствие.
— А где твоя чужая? — В его голосе вдруг вспыхнуло отвращение. — Твоя сосущая боль пиявка не с тобой?
— К ее вящему неудовольствию, она тоже еще на борту «Тлалока».
Ей пришлось остаться там. Даже если бы ее голод не был столь острым и я мог бы позволить ей находиться здесь, среди всех этих воинов, она все равно была бесполезна там, где нет атмосферы. Ее крылья делали любой пустотный скафандр неуклюжим до полной никчемности.
Фальк указал на мою правую руку, лежавшую на обтянутом кожей чехле. Чехол с коллекцией потрепанных пергаментных карт
