тушки.
МАЛЕНЬКОЕ ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ ОБ АЛКОГОЛЕ.
На время посевной и уборочной компаний в колхозах наступали времена негласного сухого закона. В поисках спиртного народ изощрялся, как мог, но увы, в продмагах присутствовало одно лишь «Советское шампанское». Этот благородный напиток колхозный люд презирал. Отношение к нему, очень меткой фразой, выразила одна местная красавица. На предложение, сделанное ей грузином Юрой, - выпить шампанского и пойти показать ему местные достопримечательности (ток, стога, хлева и пр.), красотка философски ответила: «Нi, тiлькi не шампаньское! Я от него пердю! Брагу давай!»
Повальное мнение некоторой части жителей Украины о том, что в России все каждый день бухие, а вот у нас нет, - оказалось очередным мифом. Украинский крестьянин, в этом вопросе, ничем не уступал своему российскому коллеге. Выпивать могли и пили, как космонавты, т.е. в любом положении - лежа, сидя и на лету.
Особенно мне запомнился Павло. Дело было так - когда я поутру ополаскивал рот «Зубным эликсиром», возле меня стала кружиться темная подозрительная личность. Оторвавшись от кружки, я опознал Павла - колхозного водовоза. На лице у него была набита печать невыносимого страдания, руки его тянулись к моему флакону, а губы его шептали магическое слово: «коньяк».
«Успокойся, Павлик, - отреагировал я, - это вовсе не «коньяк», а всего лишь жидкость для освежения рта.»
«Ты ничего не понимаешь.» - последовал многозначительный ответ.
«Дай!» - и перед моим лицом замаячила широкая мозолистая длань.
«Ну на, бери - что разве мне жалко 35 копеек.»
Схватив эликсир, Павло судорожными глотками выпил его, затем выудил из недр фуфайки корку хлеба, обчистил зубок чеснока и стал смачно закусывать. Хлеб был такой черствый и грязный, что в мою голову невольно закралась мысль: «А не та ли это, одна из легендарных «трех корочек хлеба», с которыми гуляли в кабачке «Три пескаря» Буратино и его кенты Алиса с Базилио?» Сомнения в идентичности не появлялись. Вглядываясь, в просветлевшее лицо водовоза, я даже немного был счастлив оттого, что хоть как-то помог этому человеку.
Прошло время, и уже стал забываться этот случай, когда перед самым отъездом домой в нашей комнате появился Павло. Он вдохновенно произнес речь «о хороших людях», и о том, что «он не может с нами не попрощаться», что «он нам должен» и т.д. и т. п. Звучало красиво! И если выкинуть из песни связующее и цементирующее слово «блядь», то этой речью можно было встречать приезжающие в СССР делегации из развивающихся стран.
Закончив выступать водовоз, широким жестом, выставил на стол две бутылки стеклоочистителя и скромно добавил: «Прыгощайтэсь, хлопцы!»
На фоне, все же корректного отношения к нам со стороны колхозников, отмечались и неприятные инциденты. Теплым летом 1983 года студенты групп ПТЭ добровольно работали в стройотряде на консервном заводе г. Царичанка. Повальная добровольность этого явления жижделась на том, что зам.декана скромненько так объяснил нам: «Тот, кто не запишется в стройотряд - не получит стипендии.» После такой рекламы, 100%-е желание ехать и консервировать фрукты-овощи, становилось неизбежным.
Девушки (в смысле женщины), составляющие 72% студентов нашего потока, нам (т.е. остальным 28%) казались малопривлекательными и не очень нежными. Однако, их появление в Царичанке произвело настоящий фурор среди мужской части населения. Желая поближе познакомиться, местные денди предложили заезжим леди устроить вечером дружеский фуршет. Они гарантировали изобилие шнапса, катание на мотоциклах и экзотическую любовь. На это леди, скромно потупив глазенки, стыдливо ответили: «Yes!» вот на этом джентльменство и закончилось.
Солнце еще не село за околицу села, а нетерпеливые царичанские хлопцы уже топтались возле дверей комнаты своих потенциальных подруг. Эти ребята еще не изведали всей силы женской подлости и коварства. Они были чисты, как стопка белой мелованной бумаги одиннадцатого формата.
Парубки постучались, дверь открылась, и… раздался жуткий грохот, - это попадали челюсти у слабонервных царичанских ловеласов. И было от чего! Ведь на пороге, сотрясая эфир двенадцатифунтовыми ядрами своих едва прикрытых грудей, стояла Она.
К горлу подпирала слюна, хотелось писать и выть, душа металась между ушами и пятками, - я прекрасно понимал внутренне состояние аборигенов. Примерно такое же самочувствие было у меня во время приема в пионеры, когда вожатый сильно затянул галстук…
«Ой, мальчики, вы оставьте водку и подождите нас внизу, пока мы переодеваемся» - невинным голосом пропела эта фея. «Мальчики», нестройной толпой, повалили на первый этаж, где и замерли в сладостном ожидании.
Прошло 10 минут, 20 минут, 30 минут - самые нетерпеливые из гостей уже начинали нервно бить копытом землю, но увы, предметы их вожделенных мечтаний не появлялись! Вдруг, неожиданно, раскрылось окно на втором этаже и послышалось наглое ржание и женский визг. На землю, перед самым носом у парней, рухнули, как две неразорвавшиеся авиабомбы, пустые бутылки. Царичанцы узнали свою тару, - их чувства были втоптаны в грязь! Глаза налились кровью, вождь непрерывно издавал боевой рык, а моча, как молот, лупила в голову. Мне же представилась уникальная возможность лицезреть театрализованное представление «последнего штурма Сиракуз».
Вот уж не знаю, на что надеялись студентки, выжрав поднесенную водку - на чудо или на крепость дверей? (хотя, по-видимому, не исключался вариант, что придется «отдаться» если все преграды рухнут). Однако, двери выдержали, а садовая лестница не достала до окон второго этажа. Стало казаться, что опасность миновала…
«Еще не вечер!» - крикнул кто-то из арьергарда отступающих царичанцев - «Еще не вечер!» А из окон, пьяные девахи тыкали им в след замысловатые, с неприличным эротическим смыслом, кукиши.
На Землю спустилась тьма, тревожно квакали лягушки, и за горизонтом слышался монотонный гул. Появился один огонек, другой, третий, десятый, двадцать пятый, сорок восьмой, семьдесят третий и вот, наконец, девяносто пятый. Рев двигателей все нарастал, и вот тут-то мне стали понятны чувства жителей Кельна во время англо-американских налетов. Сходство было поразительным. Теперь осталось ждать результатов. «Дети полей» приближались, а вместе с ними неотвратимо близился час расплаты.
На четырех десятках мотоциклов прибыли все виды возрастных групп - от 16-ти до 65-ти лет. Молодежь жаждала обещанного секса, а аксакалы требовали уважения и справедливости.
Мы, забаррикадировав вход, лихорадочно набирали телефоны милиции и председателя колхоза. Чтобы не спровоцировать погромы и беспорядки, нам пришлось вступить в переговоры. Но, видимо, у них отсутствовал опыт дипломатических сношений, так как с нами разговаривали сугубо языком ультиматума. Требования были просты - 12 бутылок водки! За это аборигены обещали не трогать гордых красавиц, засевших на втором этаже, и мирно удалиться кочевать восвояси. Двенадцать бутылок! - это был весь наш «золотой запас», припасенный на празднование Дня металлурга. Надо было упорно торговаться. Кстати, я был не против, чтобы местные парни устроили разборку с наглыми девками. Однако, вследствие этого конфликта могли пострадать и мы, не многочисленные особи мужского пола. А получать лишний раз пиздюлей никому не хотелось.
«- Можем дать всего лишь шесть бутылок.» - предложил Серега К ., за что и получил удар в скулу (здесь торговаться явно не любили). Но надо отдать должное выдержке и моральной стойкости нашего комсорга, - хотя у него и торчал за поясом молоток, он не пустил его в дело. Торг продолжался, но уже без К . Он не пожелал разделить горькую участь капитана Кука и, матерясь, гордо удалился в свою комнату. Обстановка уже накалилась до предела, когда на пороге, наконец-то, появились два представителя власти. От ментов прибыл какой-то хилый сержантик, а от администрации был делегирован полупьяный завхоз. Прислав этих людей, местный губернатор хотел,
