- Не говори глупостей, Годэ! - тетушка воинственно скрестила руки на груди. - Ты еще не стара, здорова и никогда не была прилежна в вопросах веры, уж мне ли не знать. Сейчас тебе кажется, что жизнь твоя кончена, но любая боль рано или поздно затихает...
- Тетушка Ило! - перебила я ее, пытаясь выдержать суровый пронзительный взгляд старшей родственницы. - Посудите сами: хоть я и не стара, но уже и не молода. То, что я вышла замуж в двадцать два года, уже можно считать чудом, в двадцать шесть я уж подавно никому не нужна. Добро бы я была почтенной вдовой!.. Но меня вышвырнули из дома мужа весьма бесславным образом и вычеркнули из семейной истории тот факт, что я когда-то носила фамилию Кападиа. Я опозорена. Я бездетна. Даже позарившись на фамилию Эттани, на мне не женится добропорядочный пожилой вдовец среднего достатка, ведь все в Венте знают, что я за четыре года замужества так и не сподобилась понести. Несколько лет ожидания - слишком большой риск для господина преклонных годов. К дьяволу добропорядочность, немного от нее проку в моем положении, - но из меня не получится ни содержанка, ни куртизанка! Я не особенно хороша собою и совершенно не умею поддерживать разговоры, не говоря уже о том, чтобы быть душою разгульных компаний...
Тетушка невольно кивала головой в такт моей речи, признавая здравость моих рассуждений. Потом все же не выдержала, замахала руками и заставила меня умолкнуть.
- Не возводи напраслину на свою внешность, Годэ. Это не столь редкое благословение небес - выглядеть как воплощение целомудренности, но и эту карту можно разыграть как следует. Шумиха с Кападиа забудется, через пять лет тебе можно будет смело пытать счастья с вполне приличными мужчинами - особенно с теми, у которых выводок дочек на выданье и за каждой нужен глаз да глаз. Да, вряд ли тебе повезет второй раз так же, как с этим Лессом, да будет земля ему пухом, но мужчины вообще редко женятся на своих ровесницах, и это верный подход, что бы там ни казалось молодым дурехам! Святые небеса - что это за жизнь с одним и тем же человеком до гробовой доски? А так и мужчина успевает покуражиться вволю, пока придет ему время жениться, и у женщины есть шанс отведать другой кухни, оставаясь при этом в рамках приличий. Я знавала дам, которые трижды становились вдовами и, соответственно, перед тем трижды выходили замуж. Никто им вослед пальцем не тычет, а попробуй-ка проверни такое, не становясь вдовой!..
Я почувствовала, что мне не хватает воздуха и присела на скамеечку. Тетушка, поняв, что слишком увлеклась, заохала, подала мне воды с имбирем, и жалобно вопросила:
- Но почему же монастырь?.. Ты можешь жить здесь, как и раньше, помогать мне с цветами - ведь при храме будешь точно так же огородничать или мыть полы...
- Я слышала, что в монастырях холодно, и очень многие монахини умирают в первый же год, от пневмонии, - сказала я, попытавшись придать себе хладнокровный и решительный вид.
Тетушка всплеснула руками и пробурчала:
- Чего и следовало ожидать.
Более со мной она разговаривать не захотела, и по ее виду я поняла, что Ило намерена мне помешать. Но мне и в голову не могло прийти, до чего додумалась эта старая интриганка, иначе я бы поторопилась. Пришлось признать, что до предприимчивости тетушки мне было далеко - не прошло и недели со времени нашего спора, как в доме появился неожиданный гость.
Я не встречалась с ним раньше, поэтому не узнала в полном невысоком господине своего отца, господина Гако Эттани. Когда он представился, с неприязнью на меня посмотрев, я вздрогнула и отшатнулась. Раньше мне казалось, что господин Эттани является чем-то вроде семейной легенды - он не бывал в Венте с того самого дня, как оставил здесь мою беременную полубезумную мать. Раз в пару месяцев у дверей тетушки появлялся слуга, который передавал небольшой кошелек. Денег, что содержались в нем, хватало для скромной жизни, другой мы с тетушкой и не знавали. Теперь же я наконец осознала, что Эттани и в самом деле богат - одежда его была пошита из лучшего бархата, на шее сверкала толстая золотая цепь, пальцы унизаны кольцами, а от его величественного взгляда хотелось немедленно пасть на колени. Тетушка, в отличие от меня, ничуть не смутилась и тут же перешла в наступление:
- Господин Эттани, я никогда ранее не просила, и уж тем более не требовала, чтобы вы принимали какое-либо участие в судьбе Годэ! - сказала она, даже не подумав тратить время на подобающие ситуации вежливые расспросы о погоде и здоровье родственников. - Я знаю, что вы женились во второй раз сразу же после смерти Данар, и не могу вас за это осуждать, хотя видит бог, как я до сих пор сожалею о горькой судьбе моей бедной сестры, так и не узнавшей счастья на чужбине. У вас есть семья, для которой Гоэдиль - чужой человек, и я бы не стала нарушать ваш семейный покой, если бы в том не возникла острая нужда. Годэ собралась в монастырь. Причем собралась туда для того, чтобы быстрее отдать богу душу. И единственный человек, который может ей это запретить - это вы, господин Гако.
Гако Эттани, которого я даже мысленно не могла назвать отцом, во время всей этой речи не явил на лице ни одного признака каких-либо чувств, из чего можно было сделать вывод, что ему решительно наплевать на то, что я намереваюсь делать со своей жизнью, вне всякого сомнения, никчемной с его точки зрения. Тетушка, впрочем, будучи женщиной неглупой, тоже это заметила и, недолго посокрушавшись над моей вдовьей судьбой, закончила свою речь так:
- Догадываюсь, что вам безразлична судьба вашей дочери, но она не безразлична мне. Поэтому я в лепешку расшибусь, но заставлю вас вмешаться. Дьявол меня подери, если я не подам в суд жалобу на то, что вы отреклись от своей законной дочери и не устраиваете ее судьбу, что недостойно человека благородного сословия!
Тут выражение лица Гако стало кислым, и я поняла, что столь неприятная огласка истории с первым браком для господина
