Когда я осталась одна, закрыв за ним решетку, то осела на пол, даже не пытаясь подняться. Там я пролежала до самого утра, то ли потеряв сознание, то ли забывшись в глубоком тяжелом сне.
Очнулась я от грохота, перемежаемого тоненькими всхлипываниями и громкой руганью. Я, неуверенным движением приподнявшись, увидела, что господин Гако втащил в мою комнату рыдающую Арну. За ними следовал господин Ремо, а еще чуть поодаль - несколько слуг, лица которых были мне незнакомы. Отец был настолько разгневан, что почти выбил дверь в комнату, которая теперь висела на одной петле - этот шум меня и разбудил. Не требовалось много смекалки, чтобы сообразить, отчего хнычет испуганная Арна и изрыгает проклятия Гако Эттани. Наверняка господин Ремо, заподозрив, что во время походов в храм я виделась с Вико Брана, посоветовал отцу хорошенько допросить Арну, которая много раз меня сопровождала. И перепуганная служанка, конечно же, рассказала все, что знала.
- Где? Где это?!! - кричал Гако, отвешивая Арне затрещины. Та плакала, валилась на пол и умоляла ее помиловать. Девчонка не без оснований предполагала, что раз уж гнев господина так силен, то ее запросто могут прибить и выбросить тело в канаву.
Гако пнул ее ногой в досаде и принялся обыскивать мои вещи, со злостью швыряя их на пол. Ремо молча подал знак слугам, которые послушно принялись помогать отцу, вороша содержимое шкафов. Арна, захлебываясь рыданиями, отползла к стене, забившись в угол между кушеткой и столом. Я тоже невольно подалась назад, упершись спиной в стену и затравленно глядя на мужчин.
Найти ту самую мужскую одежду, в которой я ходила к Мальтеранскому дворцу, не составило труда - мне негде было ее надежно спрятать, а попросить Арну выбросить штаны и куртку я не успела. Кто-то из слуг подал господину Эттани, сжимающему в руках узел с мужским платьем, мои рисунки - старые и новые. Метнув на них косой взгляд, Гако почти испуганно закричал: "Сжечь! Сию же минуту!".
Слуга торопливо направился к дверям, но был остановлен молчаливым жестом Ремо Альмасио. Он взял альбомы, бегло пролистал, задерживая взгляд на некоторых набросках, и отдал вполголоса какое-то распоряжение.
- Это те вещи, что ты ей принесла? - Гако сунул под нос трясущейся Арне ком мятой одежды. Служанка торопливо закивала.
- Смотри внимательно, идиотка! - и тряпье полетело ей прямо в лицо.
Арна покорно ворошила одежду, затем пискнула:
- Куртка порвана, а я приносила целую...
Гако разразился проклятиями, сплюнул, а затем одним прыжком подскочив ко мне, начал трясти меня, точно собака, душащая крысу:
- Ты выходила в этом из дому! Куда ты ходила, дрянь?
В это время один из слуг, продолжавших рыться в моих вещах, с поклоном подал что-то господину Ремо. То было кольцо Вико.
- Это еще что? - воскликнул Гако, отпустив меня.
Ремо, лицо которого оставалось бесстрастным - лишь глаза полыхнули, когда он бросил взгляд на меня - ответил:
- Перстень с гербом Брана, Гако. Да, мы многого, оказывается, не замечали, дорогой друг, увязши в своих серьезных мужских разговорах...
Гако Эттани пошатнулся, невольно отступив назад на шаг.
- Так это правда! - произнес он потрясенно. - Эта шлюха...
Арна с плачем подползла к его ногам и принялась умолять о пощаде.
- Господин, я не знала! Клянусь, я ничего не знала про Брана! Смилуйтесь, не убивайте меня!
Я молчала, понимая, что мне никто не поверит, что бы я сейчас ни сказала, так что помочь Арне было не в моих силах. Несмотря на то, что Ремо сохранял внешнее спокойствие, я видела, что он взбешен не меньше, чем Гако Должно быть, он не предполагал, что моя связь с Вико подтвердится столь ясно и красноречиво. Женщина, тайно выходившая ночью из дому в мужской одежде, могла искать только одного - и вряд ли кто-то поверил бы, что она просто прогуливалась по городу.
- Вон! Вон!!! - вскричал в исступлении господин Эттани и оттолкнул ногой Арну. Та, лепеча бессвязные слова благодарности, спотыкаясь и падая, выбежала из комнаты.
- Господин Альмасио! Господин Альмасио!.. - униженно и отчаянно воскликнул Гако, повернувшись к Ремо. - Я даже не мог вообразить себе!.. Во имя всевышнего, поверьте, я даже не подозревал!..
Тут его бегающий взгляд остановился на мне, сжавшейся на полу у окна, и этого хватило, чтобы глаза Гако побелели от ярости. Он лихорадочно осмотрелся, и, схватив пояс, лежавший поверх груды разбросанной одежды, шагнул ко мне.
- Сейчас я удавлю ее, - прошипел он, - и положу конец козням этой ангарийской змеи!
Я дернулась, от ужаса позабыв, что никакого выхода нет, и лишь ударилась затылком о холодный камень стены. "Меня повесят на поясе от моего же платья!" - промелькнула ясная мысль, но крик, вырвавшийся из моей груди, оказался беззвучным. Я видела, как приближается ко мне Гако, сжимающий в руках тонкий поясок, видела Ремо, задумчиво рассматривающего кольцо, точно оно могло помочь ему вспомнить, зачем он тут очутился, видела пляшущие в лучах света пылинки...
- Надо было давно это сделать! - и Гако схватил меня за волосы, чтобы вытащить к центру комнаты. Я, все так же не имея сил кричать, лишь цеплялась руками за пол, срывая ногти.
- Погодите, Гако, - сказал Ремо, все так же глядя на кольцо. - Надеюсь, вы не будете спорить со мной, если я скажу, что моя честь в этой ситуации пострадала не меньше вашей. Вас оскорбили, как отца, меня - как будущего мужа. Так не уступите ли вы мне право распорядиться судьбой моей вероломной невесты?
Гако, отшвырнув пояс в сторону, прорычал:
- Делайте с этой треклятой шлюхой все, что посчитаете нужным.
Слуги господина Альмасио по его знаку тут же подняли меня, и в считанные минуты я очутилась в экипаже, глотая слезы и дрожа от ужаса. Когда Ремо уселся рядом, приказав кучеру ехать, мне стоило больших усилий демонстрировать хоть какое-то подобие
