Кривцов покинул кабинет с чувством острой тревоги. Сыщики из управления всегда сами реализовывали полученную ими информацию, чтобы не делиться славой и наградами. А тут вдруг поручили ему возглавить операцию. В притоне наркоманов его явно ждала западня.
Вернувшись к себе в кабинет, Кривцов долго стоял у окна, всматриваясь в неясные тени прохожих, спешащих в сгустившейся темноте по своим делам. Им не было дела до его тревог и переживаний. Внезапно в памяти всплыло лицо Марии. Но теперь и с ней он не мог поделиться своими бедами. И майор вновь остро ощутил своё одиночество. Он тяжело вздохнул, закрыл кабинет на ключ и, вытащив из шкафа шинель, расстелил её на диване. Ему предстояло провести тревожную ночь в предчувствии грозящих опасностью событий.
Разбудил Кривцова настойчивый стук в дверь. Он посмотрел на часы. Было только восемь часов утра. Недовольно морщась, он впустил в кабинет участкового инспектора Ерохина и раздражённо спросил:
– Ты чего так рано встал и ещё начальство беспокоишь?
– Так дело срочное возникло. Зря беспокоить бы не стал. Меня самого час назад из дома выдернули. Жильцы из дома 9 по Центральной улице позвонили. Молодой парень из квартиры 43 повесился на лестничной площадке последнего этажа. Люди на работу пошли и его тело обнаружили. Я на место вышел, «скорую помощь», как положено, для фиксации смерти вызвал и дежурного оповестил.
– Зачем ко мне пришёл?
– Так этот Оленев записку предсмертную оставил. Из-за неё и решился побеспокоить.
– Давай, не тяни. Говори, в чём дело!
– В начале своего обращения паренёк написал, что разочаровался в любви к своей девушке Елене, которая его предала. Ну, а потом изложил в подробностях, как наши сыщики над ним допрос чинили.
– Где записка?
– Не волнуйся, майор. Я службу знаю и правильно её понимаю. Верхнюю часть послания я незаметно оторвал, оставив для прокурора лишь текст о несчастной любви. А вторую половину о «художествах» наших коллег Уколова и Зубцова с собою захватил. Вот возьми. Можешь порвать или использовать для обуздания твоих сыщиков. Совсем ребята берега видеть перестали.
– Хорошо, положи записку на стол. Я потом посмотрю. Чего хочешь взамен?
– Ничего, кроме положительного отзыва через месяц на очередной аттестации.
– Это несложно. Будешь служить дальше успешно и весело.
– Вот и договорились. Ну, я пошёл. Надо проследить, чтобы труп в морг направили, и родителям Оленева сообщить. Они на даче отдыхают. Видишь, как всё несчастливо сложилось. Не нашлось никого рядом, чтобы посочувствовать парню и отговорить от беды. Теперь уже ничего не исправишь.
Оставшись один, Кривцов подошёл к столу и прочитал сумбурно написанный текст.
Его передёрнуло от осознания собственной вины: «Я знал, что мои сыщики зайдут далеко, добиваясь быстрого признания Оленева в похищении девушки. Их бы самих шокером на выносливость проверить. Но о пытках придётся умолчать. Не подставляться же самому под закон».
Кривцов поспешно, словно ему могли помешать, сжёг предсмертную записку и, аккуратно сбросив пепел в корзину, нервно прошёлся по кабинету. Уничтоженная улика не успокоила растревоженной совести. Майора мучило осознание ответственности за смерть Оленева и Гурнова и покалеченного в допущенной им схватке уголовников подростка. Такие случаи провалов бывали и прежде. Но в последние дни всё на него навалилось сразу. Да ещё и предательство Марии. И Кривцов невольно подумал, что, возможно, прав подросток Оленев, предпочтя разом прекратить страдания и свести счёты с жизнью.
В коридоре послышались голоса пришедших на работу сотрудников. Начинался рабочий день, и Кривцов приготовился заняться текущими делами. Но его планы нарушил Жаров. Войдя в кабинет, сыщик, не говоря ни слова, положил на стол записку: «Нужно срочно переговорить. Жду в кафе «Ромашка» через полчаса». Сразу скомкав текст, сыщик положил его в карман и направился к выходу. Глядя ему вслед, Кривцов со всё возрастающей тревогой подумал: «И этот тоже опасается «прослушки» в моём кабинете. Похоже, меня реально со всех сторон обложили вниманием. Жаров напрасно тайные встречи не назначает».
Кривцов, предупредив секретаря о срочном отъезде, покинул отдел. В ранний утренний час в кафе было пусто. Жаров уже его ждал, сидя перед дымящейся чашкой кофе. Как только Кривцов присел за столик, капитан сразу приступил к делу:
– Есть у меня информатор Юрин. Пустой человек. Держу его для общего количества агентуры. Но сегодня рано утром он меня нашёл и сообщил нечто важное.
– Не тяни, давай ближе к делу!
– Есть у него бабёнка для любовных встреч. А в супругах у этой Зинки значится Стёпка Бубнов. Три ходки в зону имеет. Там туберкулёз подхватил. Сейчас болезнь в последней стадии. Жить ему осталось месяца два. И живёт он на съёмной квартире, поскольку Зинка его уже более года домой не пускает, чтобы детей не заразил. А мой человек к ней под бочок ныряет при удобном случае. Вот эта Зинка ему по секрету поведала, что вчера днём приходил к ней Стёпка прощаться. Ему авторитетные воры поручили тебя пристрелить.
– Вот это поворот! И как он меня подкараулит?
– Ты сам к нему сегодня вечером на съёмную квартиру придёшь в поисках наркотиков. Ему передали ствол, и он сразу при твоём появлении в тебя пальнёт. Бубнов ничего не теряет: всё равно смерть на пороге. А за твою ликвидацию ему обещали материально поддержать жену с детьми. Я предлагаю пойти и прихватить этого Бубнова врасплох. Когда изымем ствол, то попытаемся расколоть его и выйти на заказчиков.
– Зря надежды не питай. Не даст смертельно больной человек показаний на авторитетных воров. Да и суета наша в этой ситуации бесполезна. Если сегодня им не удастся меня ликвидировать, то прихлопнут в ближайшие дни в другом месте.
– Так, может быть, им отдать запись показаний Гурнова против Уколова и Зубцова?
– Это не исправит положения. Они решат, что я наверняка сделал с них копии. Да и сам молчать не стану. Так что мёртвый я для них удобней, чем живой.
– Неужели покорно пойдёшь на заклание? Ты скажи честно: из-за Марии на такое решаешься?
– Значит, уже слух по отделу разнёсся? Нет, Жаров, не по этому случаю жить не хочется. По моей вине подросток пулю получил, Оленев с собою покончил, и Гурнова ликвидировали. А главное, не позволят нам влиятельные люди с высокими званиями и должностями изобличить продажных сыщиков, из рук которых кормятся. В общем, сошлось множество лучей в одной точке, воспламенили и сожгли душу. Осталась только телесная оболочка. А без веры жить ни к чему.
– Слушай, все твои беды – это наши будничные дела. А если сыщики станут гибель людей близко к сердцу принимать, то скоро уголовный розыск опустеет. Все в петлю лезть начнут.
– Это ты правильно сказал. Я когда в
