неуклюжим на вид «американцем».
– Любопытно! Тоже океанографы, как и мы, – оживленно заговорил Ганешин («американец» передал световым сигналом, что на нем океанографическая экспедиция). – Что у них стряслось?
«Аметист» подошел к кораблю, насколько позволяло волнение, развернулся лагом, и хорошо говоривший по-английски Ганешин взялся за рупор. Из отрывистых слов, заглушаемых плеском волн в борта и подсвистом ветра, советские моряки быстро уяснили себе трагическую суть происшедшего. Батисфера – стальной шар, недавно построенный для изучения больших глубин, – с успехом сделала несколько спусков. При последнем спуске оборвался подъемный канат вместе с электрическим кабелем, и стальной шар остался на глубине около трех тысяч метров – наибольшей, на какую он был рассчитан. Батисфера снабжена парафиновым поплавком и должна всплыть самостоятельно при обрыве кабеля, как только прекратится ток, питающий электромагниты. Магниты перестают притягивать тяжелый железный груз, и батисфера всплывает. Но на этот раз не всплыла. В ней два человека: инженер, построивший батисферу, Джон Милльс, и ученый-зоолог Норман Нурс. Запас воздуха – на шестьдесят часов. Уже сорок восемь часов идут безуспешные попытки нащупать батисферу и зацепить гаками за специально сделанные на ней скобы. Если шар цел и исследователи в нем живы, им осталось воздуха только на двенадцать – пятнадцать часов...
Советские моряки молча стояли на мостике. Большая грузовая стрела американского судна, вынесенная за борт, кивала своим носом, как будто показывая на волны, поглотившие стальной шар.
– Похоже, их дело труба, Леонид Степанович, – тихо сказал Щитов. – Разве нащупаешь на трех километрах в открытом море! Без берегов пеленговать не на что... Да, не хотел бы я быть там...
Ганешин, не отвечая, хмурился, поглядывая на «Риковери».
– Федор Григорьевич, дайте мне шлюпку, – неожиданно сказал он.
Щитов увидел его тяжелый, настойчивый взгляд.
Американцы заметили танцующую на волнах шлюпку и быстро спустили трап. На мостике Ганешина окружили. Его спокойные и решительные глаза, смотревшие из-под козырька военной фуражки, прикрытой желтым капюшоном, притягивали к себе измученных борьбой людей.
– Кто начальник? – негромко спросил Ганешин.
– Я помощник начальника, капитан судна Пенланд, – ответил стоявший против Ганешина американец. – Начальник там. – Пенланд указал на море.
– Разрешите задать несколько вопросов, – продолжал Ганешин. – Извините за краткость, нужно спешить, если мы хотим...
– Вы хотите помочь нам? – звонким голосом спросил кто-то.
– Да. Но не перебивайте меня, – сухо добавил Ганешин, – я говорю с командиром.
– Слушаю вас, – быстро ответил американский капитан.
– Сколько у вас тралящих тросов?
– Два.
– Какой длины трос остался на батисфере?
– В том-то и несчастье, сэр, что канат оборвался около самого места своего прикрепления на шаре. Захватить за него нечего рассчитывать, только за скобы.
– На батисфере есть радио?
– Есть, но не работает, питание было только от кабеля.
– По вашим расчетам, у них воздуха еще на двенадцать часов?
– На двенадцать – пятнадцать. Это все, сколько они могут протянуть при самой жесткой экономии.
– Да, положение очень серьезное. А что вы думаете делать дальше?
– Продолжать теми же средствами – пока ничего не поделаешь. В бухту Макдональд, на Агатту, прилетят два самолета. Утром они будут здесь и привезут усовершенствованные захватные приспособления. В день катастрофы по радио вызвано военное судно, оборудованное тралом-индикатором для отыскания батисферы электромагнитным способом. Оно идет со всей возможной скоростью и может быть здесь завтра. Это, собственно, наша последняя надежда, – заключил капитан Пенланд, зачем-то понижая голос и приближаясь к Ганешину. – Вместе с нами тралили еще два военных судна, сейчас они ушли в бухту Макдональд.
– Благодарю вас, капитан. Надеюсь, нам удастся помочь вам. Будьте любезны показать ваши лебедки и подъемные приспособления.
Ганешин с Пенландом спустились на обширную палубу, загроможденную бухтами тросов, с огромной лебедкой в центре. Качающаяся вместе с мачтой электрическая лампа освещала нагромождение самых разнообразных предметов.
– Мне кажется, положение безнадежно, сэр, – быстро сказал капитан Пенланд, едва они удалились от мостика. – Посудите сами: чудовищная глубина, открытое море, никакой возможности ни пеленговать, ни бросить буек... Я делаю что могу, двое суток не уходил с палубы. Там, на мостике, жена Милльса, гидрохимик нашей экспедиции. Я не хотел при ней высказывать свое мнение.
Ганешин вспомнил стремительный вопрос, почти вскрик на мостике.
– Это она спрашивала меня? – И получив утвердительный ответ, пожалел о резкости, с которой оборвал говорившую. – Наметим с мостика примерный район нахождения батисферы, и я буду благодарен вам за полную информацию... Еще вопрос, капитан, – помолчав, сказал Ганешин, в то время как они осторожно пробирались по заваленной палубе: – Зачем вашим исследователям понадобилось опускаться здесь, в открытом море?
– Видите ли, здесь одно из редких мест, оно изобилует крутыми скалами, и коренные породы совершенно обнажены от наносов. Одной из задач наших исследований является изучение коренных пород в глубинах океана. Только пока что-то не получается.
