— Давай поедим, а потом ты мне всё расскажешь?
Эта фраза всегда действовала на него чудесным образом.
* * *Поздним вечером я сидела в «лаборатории» отца и с интересом рассматривала рисунки в тех самых записях Уильяма. Какие-то знаки, схемы, расчёты. Корявые, написанные в спешке или, наоборот, выведенные аккуратным почерком. Я бы даже подумала, что дневник заполнял не один человек, а двое. Перевернув страницу, обнаружила на очередном листе изображение камня с неровными краями, на плетёном шнурке. В нём не было ничего необычного, но почему-то он завладел моим вниманием настолько, что я решила спросить.
— А что это такое?
Папа как раз чертил на ватмане, который расстелил на полу, знаки из личного дневника «предсказателя».
— Где? — обернулся он, на минуту замер, рассматривая рисунок. — А, это… Кулон. В дневниках толком про него нет ничего, только обрывки фраз, но я выясню, немного позже…
Отец говорил нехотя, куда больше желая закончить свой чертёж. Что ж, видимо, мне стоило оставить его одного и не мешать. Он мог всю ночь просидеть над этими художествами.
— М-м-м… ясно. Ладно, па, я пойду спать, мне завтра на учёбу рано ехать.
Уснула, кажется, сразу, как только голова коснулась подушки. И не удивительно — я несколько ночей до этого готовилась к зачёту, посвящая сну чуть больше двух часов.
Вот только отдохнуть не вышло. В доме раздался жуткий грохот, и я, подскочив с кровати, не раздумывая, понеслась к отцу. Мельком взглянула на настенные часы — четыре утра. Проспала больше шести часов, а такое ощущение, что всего ничего.
— Пап, что случилось?! — запыхавшись, влетела в «лабораторию» и тут же столкнулась с родителем.
Он сидел на полу, счастливо улыбаясь и чуть ли не хлопая в ладоши.
— У меня получилось! Лиза! Получилось! Слышишь?
Слышу. И, глядя на эту картину, думаю, что стоит отца показать хорошему специалисту — по всей видимости, он всё же сошёл с ума.
Глава 2
Потёрла заспанные глаза, зевнула и развернулась, чтобы уйти. Завтра, этой проблемой я займусь завтра. Подумала записаться на приём к Силаеву и попросить его ещё раз осмотреть отца.
— Пап, пойдём спать. Тебе давно пора лежать в постели, а ты тут по полу ползаешь.
Он взвился, поднимаясь на ноги, и схватил меня за плечи, разворачивая:
— Ты не понимаешь? Лиза, я ведь разгадал тайну построения портала! Даже переправил несколько безделушек «туда», — на последнем слове он сделал особый акцент, будто «туда» — это как минимум на приём к президенту!
Главное, не спорить, всё равно бесполезно.
— Я понимаю, правда, только давай поговорим об этом утром, — посмотрела на часы, и добавила: — Часа через три, ладно? И я всё выслушаю, обещаю.
И пожертвую первой парой, раз уж на то пошло.
— Утром? — растерянно повторил родитель, всматриваясь в моё лицо, будто увидел впервые. — Нет-нет, утром будет поздно, нужно сейчас… В час предрассветный… Когда земля хранит поцелуй ночи…
Вот всегда у него так: «здесь», «сейчас». А через пару часов скажет, что ошибся, и что расчёты не совсем верны.
— Хорошо, сейчас так сейчас. Только сильно не шуми, пожалуйста.
Предприняла ещё одну попытку, чтобы уйти, но он не позволил — схватил за руку и заискивающе посмотрел в глаза:
— Лиза, Лизонька, а ты не поможешь мне?
И взгляд такой, точно кот из всем известного мультфильма. Очень хотелось вернуть его же слова — «не поможешь», да только как ему откажешь?
— Хорошо, только давай быстро, я всё ещё мечтаю поспать до трезвона будильника!
Обрадовался, словно ребёнок, которому подарили самую желанную на свете игрушку. Эх, и что мне с ним делать? Ведь врачи опять скажут — здоров, страдает излишней верой в чудеса. А это, к сожалению, не лечится.
Легла на пол, а отец, карябая краску на досках, принялся чертить вокруг меня какие-то закорючки. И бормотать, что в этот раз обязательно получится.
— А как же иначе? — удивился он сам себе. — Ведь с графином вышло, с чашкой вышло, принцип работы я понял, осталось самую малость, да…
Сколько я уже участвовала в его «открытиях», не перечесть. И каждый раз он недоумённо смотрел на деяние рук своих и горестно вздыхал: «Как же так! Я же всё рассчитал! Быть этого не может!»
Так что сейчас, слушая бормотание, я жалела только о том, что на полу нет пледа и подушки. И жёстко ещё, вот.
Но, несмотря на все неудобства, глаза стали закрываться, и голос отца казался всё тише и тише. Пока не пропал совсем — правда, только на миг. Потом я расслышала звон, сначала едва слышный, почти неразличимый. Открыла глаза, огляделась и в первое мгновение подумала, что всё ещё сплю.
В тех местах, где родитель нарисовал свои закорючки, ровными столбами поднимался свет, похожий на туман, подсвеченный голубыми лампами. И стало холодно, будто ветер подул, северный, колючий.
Сон как рукой сняло, да и о каком сне речь, если тут такое!
Столбы тумана стали закручиваться в воронки, переплетаясь между собой. А я всё сидела и смотрела, хотя интуиция буквально вопила — беги отсюда, беги!
Красиво, завораживающе. Главное, папа достиг своей цели. Целых двадцать лет неудач…
— Получилось… — выдохнула тихо.
А дальше произошло несколько вещей одновременно: звон стал просто невыносимым, очертания комнаты смазались, превращаясь в мешанину красок и света, и послышался визг. Последний издавала я — от страха, от непонимания, от желания что-то изменить.
Рванула вперёд, врезалась в прозрачный купол и упала навзничь, больно ударившись головой. Кажется, это было последним, что я запомнила, прежде чем сознание погасло.
* * *Тошнило… И мир вращался перед глазами, несмотря на то, что я их не открывала. А ещё боль прострелила висок, стоило повернуть голову.
Медленно приоткрыла глаза и тут же зажмурилась вновь. Так вроде бы и не страшно, и даже можно думать, что я по-прежнему лежу на полу в нашем
