Долг крови
Вернувшись в камеру, я сразу споткнулся обо что-то, чего здесь раньше не было. Сзади на меня налетел Семенов. С матом мы оба рухнули на пол. Это нечто было мягким, тряпичным и мокрым. Поднявшись на ноги, я включил фонарик. Лампочка высветила в темноте лица штурмовика и лейтенанта. Полковника я нигде не видел.
– Жить будет? – спросил Виталик.
– Кто?
– Чертенок этот, кто еще?
– Черт его знает, – пожал я плечами. – А Грачев где?
– А ты как думаешь?
Я посветил на пол. Да, тут и лежал предатель. Со свернутой шеей и вывалившимся набок языком. И абсолютно мертвый. Признаться, я б и сам с удовольствием приложил ему пару раз, но опоздал.
– Ну зачем вы так с ним? – обиделся майор.
– Зачем завалили? – нахмурился штурмовик.
– Зачем без нас? – пояснил разведчик. – Я бы присоединился.
– Ну извините! – развел руками солдат. – Мы вообще не были уверены, что снова увидим вас. Живыми.
– Пашган, ты без обид? – поинтересовался Лопатин. – Я его так, только пнул пару раз…
– Нормально, Виталь, – отмахнулся я. – Похоже, он не один предатель…
– Ты про того типа в балахоне? – уточнил майор. – Нет, мой туповатый, но запасливый друг, сдается мне, что это не предатель…
– Но я уверен на все сто, что это – человек! – возразил я.
– Человека – да, тут я тоже не сомневаюсь. Но предатель – вряд ли. Ты заметил, что он все время что-то нашептывал Кинишу? И даже указывал ему! Вряд ли предатель имел бы такую власть над скагом, который вот-вот станет Верховным Ханом. Скорее, это советник. Военный советник.
– Наш? – удивился лейтенант.
– Наш! – усмехнулся Семенов. – Не наш, а их.
– Американцев, – пояснил я. – Наших заклятых партнеров.
– Exactly, – поддержал разведчик. – То есть совершенно верно. И мы стоим накануне грандиозного шухера. Виталик, ты б хоть анекдот какой рассказал, для поднятия настроения…
– Как-то в голову ничего не приходит, – буркнул напарник.
Время тянулось долго. А, может – и нет. В полной темноте сложно судить. Семенов пробыл в плену девять дней, но ему легко было считать – солнце всходило и садилось. Хотя оно и сейчас делает то же самое, но закрыто Аресом – газовым гигантом на внутренней от нас орбите.
Сколько прошло – я не знаю. Но нам принесли поесть. Все тот же здоровый черт. Увидев труп Грачева, он оскалился в садистской ухмылке, взял его за ногу и легко, как пушинку, вытащил из камеры.
– Кормят, – заметил майор. – Это хороший знак. Значит, сегодня нас не кончают.
– Может, они напоследок, перед казнью? – произнес Лопатин с набитым ртом.
– Стали бы они стараться, – возразил штурмовик. – Ты поверь, казни тут такие… долгие… из тебя все наружу десять раз выйдет, пока подохнешь. А то и пятьдесят. Нет, поживем еще!
– Причем хорошо кормят, – добавил разведчик. – Сколько я здесь торчу, это – лучший ужин за все время!
– Почему ужин, а не завтрак? – поинтересовался лейтенант.
– Потому что я хочу спать. А сплю я обычно после ужина, а не завтрака, – пояснил Семенов.
Мы поели. Поспали. Потом нас еще несколько раз кормили. Не лучшие рестораны Грачевска, но вполне сносно. В перерывах между едой мы спали. Мы ели, когда нам приносили поесть. И спали, когда хотелось спать. Вот и все летоисчисление, что у нас было. Конечно, можно было попытаться определить прошедшее время по росту щетины, но это далеко не самый точный хронометр. Я не имею представления, сколько дней прошло. Батарейки в фонарике давно сели. Становилось все холоднее и холоднее, Невидимое Солнце входило в полную силу.
Но в следующий раз, когда дверь открылась, еды не было.
– Шанг, ходить, – приказал скаг.
– Вот, братцы, и все, – понуро произнес Семенов, поднимаясь. – Кажется, сейчас нас выведут в расход.
– Нет весь шанг, – возразил тюремщик. – Одна шанг, шанг-шаман. Другая шанг нет ходить.
Внутри меня все похолодело. Точно – все. Кирдык мне. Похоже, чертенок, несмотря на мои старания, подох. Учитывая степень запущенности, я б удивился, если он выжил! Шанс был настолько микроскопический… но когда смерть неминуема – готов поверить даже в невозможное. Сейчас меня замочат. Причем, делать это будут – как обещано. Долго и мучительно.
– А почему он один? – возмутился Виталик. – А мы?
Вместо ответа инопланетянин двинул лейтенанта прикладом в живот, и, когда тот согнулся – добавил еще раз. По спине. Спорить бессмысленно. Я чувствовал, что мои друзья готовы ринуться на скага с голыми руками, но в коридоре находились еще. Преимущество на стороне рогатых. Если друзья вступятся за меня – их просто перебьют, и моей участи это не изменит. Так в чем смысл? Я поспешил выйти из темницы.
– Прощайте, братцы, – бросил я, обернувшись.
В этот момент мне на голову накинули мешок, меня повалили на пол, скрутили руки за спиной, стянули их веревкой. По идее, как раз настало время подумать о жизни, попросить у кого-то прощения, может, даже, помолиться. А кому молиться? Тилису, Единому В Трех Ликах? Так он не услышит. Ведь Тилис – это имя пришельца. Или пришельцев. Или название их планеты… в общем, «Тилис! Тилис! Тилис!» – это первые три слова из книги пришельцев, корабль которых потерпел крушение на этой планете лет пятьсот назад. И выжило их как раз трое. И жили они у скагов, но не здесь, на материке, а у чертей на острове, в Городе Башен. На континент краснокожие пришли как раз оттуда. Что они там друг с другом не поделили – один Тилис, Единый В Трех Ликах, ведает.
Меня, бесцеремонно схватив за ногу, куда-то волокли. Иногда попадались ступеньки, тогда я едва успевал поднять голову, чтобы не приложиться затылком, но несколько раз все равно схватил бетоном по башке. Весьма ощутимо.
Стало свежее. Похоже, меня вытащили из здания. Неужели Великому Хану не доставляют удовольствия крики истязаемых пленников, и пыточную разместили поодаль от тронного зала? Пронесли еще немного, и бросили. Последовали удаляющиеся шаги, и… тишина! Если скаги хотят, чтобы я умер от голода – это, конечно, долгая смерть, но
