Я в тот момент выглядела максимально удивленной и задала логичный вопрос: «А руку ей гладить – это тоже дружеский жест?» Естественно, Дима сказал, что да. Максимально дружеский. Потом для уверенности добавил: «Я и мужчинам у нас в офисе иногда глажу руки, чтобы просто поддержать, подбодрить. Для кинестетика это важно».
«То есть, – продолжала я не понимать, – ты не догадывался, что, если я увижу, как ты сидишь в кафе и гладишь руку другой женщины, мне будет неприятно?»
«Конечно, не знал! Мы же с тобой не обговаривали, что можно, а чего нельзя. Но вот теперь я знаю, что не должен гладить руку чужой женщины, что тебе это будет неприятно. Теперь я не буду так делать. Я же хочу, чтобы тебе всегда было приятно. Ведь я люблю тебя и только тебя. А еще я очень верный тебе. Не забывай».
Если бы мне было девятнадцать лет, то Дима бы уже лежал, расфасованный по пакетам. Если бы мне было двадцать пять лет, то Дима бы лежал дома на диване, а я бы наглаживала руку какому‐нибудь другому Диме. Но мне было тридцать пять, и я решила посмотреть, что будет, если просто сказать своему мужчине: «Извини, что сомневалась в тебе» и жить с ним дальше в гармонии и верности.
А стоит рассказывать, как через неделю на мероприятии я увидела, что Дима что‐то мило щебечет официантке и поглаживает ей колено? Стоит? Тогда слушайте.
Когда я увидела эту эпическую картину, не стала отгрызать ему лицо (как хотелось в первый момент), а вышла из ресторана, подышала воздухом и зашла обратно. Челябинский воздух, полный тяжелых металлов и формальдегидов, подействовал на меня успокаивающе. Волна ненависти к Диме немного схлынула, я задала ему логичный вопрос: «Ты что, сейчас гладил колено официантке?» Я ждала обычного мужского ответа: «Что? Я? Когда?» Но ведь так отвечают трусы и ненастоящие мужчины, мы же помним теорию Димы. Дима ответил так: «Наташ, тебя И ЭТО не устраивает?»
Я несколько секунд тупо смотрела ему в глаза, потому что ждала, что он после этого рассмеется и превратит все в шутку. А шуткой, как известно, можно хорошо разрядить накаленную обстановку. Но он был серьезен.
«Дим, мы договаривались, что это больше не повторится…» – начала я логичный, но бесполезный спор.
«Так ЭТО и не повторялось! Я больше не приглашаю женщин в кафе, потому что тебе это, видите ли, не нравится, я не глажу никому руки, потому что опять же тебе это не нравится. Но тут‐то в чем проблема? Это даже не женщина – это ПРОСТО ОФИЦИАНТКА!»
Я не знала, на что больше злиться. На тупость создавшейся ситуации? Или на бред, который нес Дима? Я почему‐то решила занять позицию непроходимой феминистки, выкрикнув:
– Официантки – это тоже люди!
В тот вечер у нас опять был разговор на тему верности. Дима говорил стандартные фразы: «Любимая, просто надо было в самом начале наших отношений мне сказать: Дима, ты не должен делать так и так. Я бы и не делал. Я же просто не понимаю, что конкретно тебя злит!»
Я ушла на кухню и плакала. Не потому, что мне тридцать пять лет и я в разводе. Не потому, что пытаюсь наладить отношения с человеком, которого искренне презираю. Я плакала, потому что слезы для женщины – как оргазм для мужчины. После того, как баба выплакалась, у нее чистое сознание, не замутненное бытовыми проблемами. «Иногда плакать нужно. Но не каждый же вечер», – думала я, умывая лицо ледяной водой с утра, чтобы хоть как‐то избавиться от припухлостей вокруг глаз, из‐за которых стала похожа на северокорейского политического лидера. Настроение было соответствующее: хотелось расстреливать неугодных мне людей.
Отношения с Димой закончились, когда мне какая‐то очень добрая девушка в фейсбуке скинула свои фотографии ню, где она, подобно богине, появляется из пучины простыней, которые я только вчера стирала в нашем доме. Рядом с ней на фотографиях лежал довольный и спящий Дима, который (мы же не забываем) очень сильно верный!
Я просто отправила эти фотографии ему по Вотсапу, его телефонный номер отправила в черный список, а себя с вещами отправила обратно в свою квартиру.
Разговаривать с ним было бесполезно, я заранее знала, что он скажет. Возможно, он бы сказал: «Любимая, как ты могла подумать, что я не верен тебе? Я просто спал у нас дома! Просто пришла знакомая с работы, я ее впустил, а потом уснул, а она, наверное, поприкалывалась!».
И даже если я поймаю его в процессе измены за его лживую письку, когда «просто знакомая» стоит перед ним на коленях и просто своими губами поглаживает ему член, он, возможно, удивленно скажет: «Наташ, а чего ты злишься? Мы же не договаривались изначально, что другим людям нельзя сосать мою писю! Я же не знал, что тебе это не понравится!»
Мы просто не определили «зону дозволенности» – вот это слова настоящего вруна. На тот случай, если меня сейчас читают молодые девочки, которые не понимают, как отличить взрослого мужчину от сорокалетнего труса. По этой фразе вполне можно отличить. Когда мужчина перекладывает свои ошибки и проблемы на вас, не нужно искать ему оправдания, ищите дверь. Где‐то должен быть выход из этих больных отношений.
ЕГО ПРОБЛЕМАЕго проблема – это патологическое вранье и постоянные измены. Но в подобных отношениях больше страдала я, а не он, поэтому получается, это не его проблемы. А мои.
Я поняла одну вещь: если мужчина изменил один раз – прости. Если два раза – прости, подруга, но это будет повторяться постоянно.
МОЯ ПРОБЛЕМААлкоголики, сексоголики, наркоманы и вруны – эти мужчины не изменятся никогда. Особенно если рядом женщина, которая прощает и поддерживает. Ведь нам вбили в голову теорию, что «любой мужчина полигамен».
А еще я пришла к выводу: гораздо проще простить своему мужчине измену, чем тот факт, что он держит тебя за конченую дуру.
После первого развода я почему‐то стала нормально относиться к изменам. Прощать измены. Да, я могу бросить человека, после того как он мне изменил, но не из‐за факта измены, а потому, что секс на стороне порой вносит коррективы в поведение мужчины.
ПОСЛЕ ИЗМЕНЫ ВОЗМОЖНЫ ДВА ВАРИАНТА РАЗВИТИЯ СОБЫТИЙ1. Мой мужчина мне изменил. Мне начинает не хватать внимания моего мужчины, его участия, помощи.
Он практически перестает писать смс, звонить, дарить подарки. По сути у нас уже нет тех отношений, которые мне нравились.
Поэтому я ухожу. Не из‐за измены. А из‐за того, что отношения опустели. Как квартира, из которой вынесли всю мебель, шторки, цветы – все убрали. Пусто. Жить в этой квартире и держаться за нее, потому что «а вдруг я больше не найду жилпощадь» – глупо.