Торговались. Косыгин помнит, как: тогда он служил адъютантом при наркоме флота, флагмане первого ранга Галлере. Главные битвы пришлось вести не за океаном, – в Москве. Противником выступали не американцы, а Красная Армия. Против моряков повернули их же доктрину: строить флот снизу вверх, от малых кораблей к большим. Эсминцы освоены? Очередь крейсеров. Про линкоры – забудьте лет на десять…
В ответ Лев Михайлович выложил проект восстановления старого, царской постройки, линкора «Полтава» в качестве пусть и линейного, но все-таки крейсера. Через два года «Михаила Фрунзе» торжественно спустили на воду. Магниевые вспышки, треск кинокамер. Высокая корма укутана советским военно-морским флагом, жена советского полпреда расколачивает о скуластый нос бутылку вина…
В английских газетах – презрительное: «Американцы подлатали русское старье и вновь спустили на воду!»
Им завидно, у них корабли того же возраста плавают без модернизаций.
В американских газетах – гордое: «Объем произведенных работ свидетельствует: в строй вошел совершенно новый, современный корабль». Янки хвалятся проделанной работой, но так ли она хороша?
Правда в том, что «Михаил Фрунзе» – крупнейший и сильнейший корабль советского флота, и на линкоры дореволюционной постройки ничуть не похож – ни профилем, ни способностью перенести штормягу.
– Крен остановится на тридцати, – говорит Косыгин. Он старается казаться спокойным, в том числе себе. – Первой аварийной партии приготовить сварочные аппараты, готовиться к выходу на палубу.
Креномер достиг тридцати градусов. На мгновение качнулся к тридцати пяти – старший помощник не ушами, душой слышит, как валится, катится, опрокидывается все, что не привинчено, не привязано или еще как-нибудь не закреплено. Конец – или поборемся? Сыплются доклады об ущербе от крена, но корпус цел, вода нигде не ворвалась. Что снаружи – лучше видно с мостика. Тех, кто внизу, информирует голос командира, капитана первого ранга Лаврова.
– Мы потеряли фор-стеньгу. Теперь наша новомодная башнеподобная фок-мачта – просто надстройка. Товарищ Косыгин, выхода на палубу не понадобится, ее не завалило, а сорвало.
Старпом было привстал, но осел обратно в кресло. Мостик между тем переключился на общую трансляцию.
– Говорит командир. Мы потеряли часть фок-мачты, немедленного ремонта не требуется, опасности для корабля нет. Отбой аварийной тревоги.
Креномер послушно отсчитывает градусы обратно: тридцать , двадцать пять, двадцать, десять…
Косыгин на мгновение прикрывает глаза. Смерть прошла рядом. Случись фор-стеньге завалиться, но остаться на корабле – пришлось бы вести наверх аварийную партию. Стеньга легкая, но при крене в тридцать градусов в такую болтанку корабль не может себе позволить и такое нарушение остойчивости. Значит, пришлось бы подниматься туда, где сносит леера, откуда давно сорвало последние шлюпки и плоты. Идти срезать хорошую, набитую ценнейшим оборудованием вещь, вдруг превратившуюся в угрозу кораблю. Стараться успеть до того, как нахлынет вал, способный смести аварийную партию с бронированной крыши дальномерного поста, зная, что, если унесет в море, – спасения не будет. Помнить: не справишься и погибнешь – рисковать придется другим.
Ничего этого теперь не понадобится.
Жизнь идет своим чередом.
Боевые части и службы докладывают о потерях. Впору задуматься: как линейный крейсер «Фрунзе» будет жить без фока? Сейчас, в шторм – хорошо. Дифферент сместился в сторону кормы, кораблю легче взбираться на волну. При последней модернизации нос немного перегрузили. Командир называет это: «свиньей сидим». Морщится, словно воняет ему. Уверяет, что эта посадка съедает добрый узел скорости, и если бы не перегрузка, ходил бы «Фрунзе» узлов двадцать восемь. Не разгонялся на короткий срок, а именно ходил – сколько нужно… или насколько хватит топлива. На полном топки удивительно прожорливы.
Погода покончила с недостатком.
Что еще?
Удар по хозяйству Ренгартена. Белоглазый бог связи ослеп на один глаз – то есть на один радиоуловитель. Антенну старого, трехлетней давности «Редута-К» снесло за борт заодно с несколькими антеннами. Первый советский корабельный радиоуловитель самолетов не будет красоваться в музее. Ему выпала судьба – лежать на дне давно прирученного человеком моря. Будут скользить над ним греческие шхуны, и вода будет прозрачно-зеленой, мягкой, ничем не напоминающей нынешние черные валы.
На грот-мачте остался «Редут-3», этот лучше, но он один. Случись что, ни корабль заметить сквозь туман, ни береговую линию, ни строй бомбардировщиков. В мире неспокойно, вокруг советских границ недружественные державы ведут войну за очередной передел мира. Самолет, надводный корабль, подводная лодка – все таит угрозу. Не узнает, примет за врага – удар. Узнает, понадеется, что сумеет выдать подлость за ошибку, – удар. Узнает и решит устроить провокацию – удар. Узнает… а может, у них приказ – начать войну против единственного в мире социалистического государства? Может, война уже началась?
Шифровки с кодом наркома флота не каждый день прорываются сквозь непогоду. Дело срочное, иначе никто не стал бы вызывать корабль, которому осталось двое суток пути до родного порта. К утру, несмотря на шторм, «Фрунзе» должен подойти к проливам. Там, правда, все зависит от погоды. В шторм соваться в дарданелльские узости не стоит. Может, о том и шифровка? Мол, не лезть, взять курс на Измит, турки предупреждены…
Матрос с оттисками клавиш на лице закончил прием шифровки. Код наркома – значит, Ренгартену с ней возиться лично. Начсвязи склонился над расчетами. Рука с карандашом прихвачена к столу резинкой, рывки вверх– вниз и тараны волн носом вычислениям не мешают, и за набором цифр понемногу проявляется смысл.
Вот, встал. В одной руке – сложенный пополам бланк, другой держится за стол. Переждал, пока легкость не сменилась тяжестью, размашистым шагом вышел из поста. Ох, и достанется ему в коридоре! Там нет поручней, как на трапах – и это, между прочим, явное упущение. Нужны.
[1] По-современному говоря, радаров.
14.15. Боевая рубка линейного крейсера «Михаил Фрунзе»
В самые тяжелые для корабля минуты место политрука рядом с командиром. Он – столп и опора, третье плечо – если иначе, гнать такого с флота поганой метлой! Многих и погнали – в былинные уже годы, примерно совпавшие с гражданской войной в Испании. Политические отделы до той поры были скорей частью партии, чем флота – теперь наоборот. Как может достучаться до моряцкой души человек, чуждый водной стихии, будь он три раза твердокаменный большевик?
Иван Павлович Патрилос морю не чужд. Он
