Кто? Раскроется ли парашют? И по радио – даже мата не было!
– Сверху! Уйдет! Мммаааать! – орет штурман, и пилот в оранжевом шарфе чуть вздергивает нос самолета. «Сверчок» резко теряет скорость – и от поплавков есть польза! Недобитый штурманом «фиат» проскакивает вперед, под носовые пулеметы. От тяжелых пуль, которые, по замыслу, должны пробивать надстройки и слабо защищенные рубки кораблей, тонкие пластины бронеспинки не спасут… «Фиат» пытается оторваться пикированием – куда ему, у КРИ лобовое сопротивление выше, зато он в три раза тяжелей. Враг не уйдет…
В ушах – голос Патрилоса:
– Выходи из боя! Выходи из боя, ты нужен кораблю! Выходи из боя, нам линкоры встречать!
«Фрунзе» нужен корректировщик!
Последний, что остался.
– Выхожууу… – воет пилот. Сейчас это можно сделать двумя способами: победить или погибнуть.
У штурмана – сухие щелчки.
– Последний!
ШКАС быстро выедает патроны. Значит, «сверчку» жить, пока итальянцы не поймут, что оборонительные пулеметы – «пустые». Так пусть видят, как бьют носовые.
Война в воздухе не чище, чем в окопах. Итальянец посекундно оглядывается. Он успевает увидеть убившую его очередь.
Летчик в оранжевом шарфе не зарабатывает звездочки на обшивку машины и на китель, даже не уничтожает самолеты противника.
Он убивает фашистов.
Ни в Барселону, ни в Салоники их не звали.
Не убьешь их здесь – они явятся убивать в небо Ленинграда, Минска, Одессы, Москвы.
– Правую ногу!
Пилот переводит рукоять оборотов двигателя в положение «взлет». Под злой рев винта выжимает педаль. Самолет разворачивается медленно, слишком медленно – но зашедший в хвост «фиат» врезается в землю. Сверху проходит, покачивая крыльями, истребитель с белыми восьмиконечными звездами на плоскостях.
Значит, в небе есть свои, а какого цвета звезды у них на крыльях – неважно.
Важно, что есть кому сбивать кресты…
08.50. ЛКР «Фрунзе», боевой информационный пост
Иван Патрилос снял наушники, рукав кителя прошелся по лбу.
– Все, – выдохнул он.
С боем в воздухе действительно – все. Уцелевшие «фиаты» уходят на запад, греки и последний советский самолет идут на посадку. Заправка, перезарядка – и дежурное звено снова поднимется в воздух. Остальные будут ждать сигналов от РУС.
– Рожай авианаводчика, Иван Иваныч, – говорит помполит.
Начсвязи кивает, щелкает переключателями. Кого бы озадачить?
Выбор тяжелый, в бэче-четыре и так некомплект, служба радиоперехвата уполовинена, зато делегаты связи при греческом минном отряде бдят. Что ж, возможность нормально управлять авиацией – неоценима. Даже в преддверии боя линкоров.
Особенно в преддверии боя линкоров.
Выбор сделан. Осиротеет кормовая радиорубка.
– Мичмана Стосюка – в БИП, за новым назначением, срочно.
Станислав Павлович обладает роскошным баритоном, что сделал бы честь любой опере, но использует его исключительно для повышения квалификации и дисциплины персонала запасной радиорубки. Иными словами, то терпеливо разъясняет матчасть, то столь же спокойно и методично разносит – без мата, ни разу не повторяясь, но до изумления обидно. При том никогда не хрипнет – потому новая работа его и нашла. Скоро над морем будет много самолетов – и на сей раз не обязательно вражеских.
Итальянцы сделали свой ход в воздушной войне, но бомбардировщики есть не только у них, а до Салоникского залива дотянутся не только машины с пригородных аэродромов. Сейчас под Лариссой подвешивают бомбы к «Бленхеймам» и «Бэттлам». Что о них помнит кап-три?
Обе машины – британского производства. Обе в строю с тридцать седьмого года. Обе рассчитаны на бомбы в двести пятьдесят фунтов, и тянут их примерно поровну, хотя «Бленхейм» считается средним бомбардировщиком, а «Бэттл» -легким. «Бленхейм» знаком как враг. Финские машины настолько досадили советскому флоту, что их выдачу включили в мирный договор. Что до «Бэттла», вспоминаются только их тяжелые потери во Франции, да тот факт, что у греков они подержанные. Англичане отдали уже повоевавшие машины.
Если же спросить Косыгина…
– «Бэттлы» мы не покупали, но Супрун на таком летал прямо в Англии, на заводе. Говорит, спокойная машина, покладистая. Курсантов бы на таких учить!
Полминуты спустя в информационный пост входит быстрым шагом рекомый мичман Стосюк. Красивое, типично украинское лицо покраснело, дышит тяжело – по трапам явно бежал, но держит марку БЧ-четыре: невозмутим, шаг четкий, речь размеренная.
– …по вашему приказанию прибыл.
– Принимайте авианаводку, Станислав Павлович, у комиссара другие обязанности. Мысли по организации работы боевого поста, штатам, и прочее – жду от вас завтра.
– Есть.
Вот мичман уже в наушниках, заглядывает через плечо оператору РУС. Руки за спиной сцеплены в замок, на лице – вселенское спокойствие. Как и вся молодежь БЧ-четыре, Стосюк играет «в Ренгартена». Неподвижное лицо? Для них -романтика. Для него… память. О Китае, о маршале Чжан Сюэ-ляне, да том, как вновь пришлось убивать тех, кого пару лет назад считал своими. Местный резидент решил, видите ли, убрать предателя Мировой Революции, перебежчика, великодержавного шовиниста и низкопробного оппортуниста, английского, немецкого, китайского, японского и бутанского шпиона Ивана Ренгартена так, чтобы мерзавец свою смерть как следует прочувствовал. Выбрал отраву на основе змеиного яда. Укол дротика – и враг народа обречен, хотя подыхать будет несколько часов. Успеет прочувствовать, как его мышцы парализует – одну за другой, постепенно, пока отрава не прекратит дыхание или не доберется до сердца.
Красивая восточная месть, на европейца и не подумаешь. Европа – это, скажем, цианистый калий: технологично, быстро – и у жертвы никаких шансов.
Не учел парень того, что лучше всего в китайских ядах разбираются китайцы. И в противоядиях – тоже. Маршал почему-то не захотел терять постоянного партнера по теннисному корту. Как, впрочем, и поставки самолетов, танков и прочих вещей, нужных в борьбе с японскими империалистами и гоминьдановскими коллаборационистами. Тогда отношения между сыном человека, развязавшего конфликт на КВЖД, и Советским Союзом завязывались через флотскую разведку. Да, ее дело – моря, но лучшим способом отвратить японский флот от родных берегов оказалось занять империю в другом месте.
Когда Ренгартен пришел в себя достаточно, чтобы вновь заглянуть к маршалу на предмет помахать ракетками, тот совершенно серьезно попросил передать в Москву благодарность. Намекнул: вам, мол, известно, кому и за что.
За что, Ренгартен прочел в советских газетах, среди сообщений о судах над врагами народа. Очередной троцкист, да. Десять лет тому назад – армейский резидент в Китае. Он поезд отца маршала и взорвал. Расстрельный приговор оборвал ниточку, что вела в Москву, в здание Главного Разведывательного Управления. Ренгартен догадывался, кто курировал операцию, но маршалу ничего не сказал. Его высокопревосходительство и сам понял, что в жертву его сыновней почтительности принесли не самую высокую фигуру, но достаточно ценную, чтобы маршал мог закрыть счет. Знающие люди не могут не отметить: рука сына дотянулась до виновника смерти отца аж в Мадриде, откуда
