Русский грек пожимает плечами:
– А если не погонятся?
Могут и не погнаться. Зависит от того, как врагу поставят боевую задачу.
– Погонятся. У нас главный калибр дальше достает. Будем их с расстояния забрасывать снарядами, пока не атакуют – или не побегут.
Ренгартен постучал пальцами по столу.
– Мне будет позволено уточнить вероятность попадания с дистанции, превышающей две сотни кабельтовых? Напоминаю, в погребах по тридцать дальнобойных облегченных фугасов образца двадцать восьмого года на ствол, всего двести десять. Вероятность что, выстрелив все это богатство, мы попадем один раз, составляет…
Не он один умеет считать в уме. Не он один помнит таблицы стрельбы для главного калибра наизусть.
– Шестьдесят пять процентов. Но что двумя – сорок два…
– Все равно – это попадания облегченными фугасами. Они не в состоянии серьезно повредить линкор! На месте итальянского командующего я бы игнорировал огонь и продолжал выполнение основной задачи. К нам идут «Джулио Чезаре» и «Конте ди Кавур», это пятая дивизия линкоров. До недавнего времени – флагманская. Если в последний момент не было кадровых перестановок – ею должен командовать контр-адмирал Бруто Бривонези. Для него это первое самостоятельное командование линейным соединением.
Короткий взгляд на Теологоса.
– Задачу ему поставят, как всегда в Региа Марина, коротко, помпезно и неясно. Так, чтобы исполнитель оказался виновен при любых действиях и итогах. Потому он никак не сможет проигнорировать угрозу со стороны достаточно сильного противника.
Старший помощник продолжает настаивать на бое и прорыве. Пусть и нужно будет подойти ближе, на дистанцию стрельбы тяжелыми снарядами… Ренгартен ворочает головой, точно башней – выражение не меняется. Раньше, до исчезновения, он живую статую не напоминал.
– С другой стороны, – продолжает кап-три, – у русского флота есть опыт прорыва одиночного крейсера по узкому фарватеру сквозь блокаду превосходящих сил противника. Опыт героический, в чем-то вдохновляющий. Но – неудачный.
Этот случай помнит даже Теологос.
Про этот случай песни сложены, и не только на русском языке.
«Варяг»!
Здесь, в Салониках, – почти то же самое. Одиночный корабль блокирован сильнейшей эскадрой в чужом порту. И врагов как раз пять, и по крайней мере один – сильней. Исход боя… У красных русских за меньшее расстреливают.
И, в то же время, все другое. Город и страна за спиной вовсе не настроены сдаваться врагу без боя. Греция – не Корея. Вместо канонерки при крейсере будет отряд довольно приличных эсминцев. Есть береговая батарея, есть аэродром с потрепанной в утреннем бою эскадрильей и обещания поддержки от армейских бомбардировщиков.
Лавров, командир «Фрунзе», подводит итог обсуждению меж своими:
– Мое мнение: дать оборонительный бой по уставу. Обеспечить удары отряда эсминцев, авиации и береговой батареи. Тем более, этот вариант дает шанс обойтись без сражения.
Теологос заметил, как посветлел русский грек. Никому неохота помирать, а если кораблю суждено затонуть – так пусть это случится в теплых водах, на мелком месте, близ берега, в хорошей компании и со спокойной совестью!
Удивительно верный подход. Да, у советских товарищей учиться и учиться… Раз должность позволяет, можно и нужно спросить:
– Как вы предполагаете избежать сражения, товарищ капитан первого ранга?
Командир «Фрунзе» разводит руками.
– У меня есть некоторый специфический опыт. Некогда я привык к состоянию, когда, встречаясь в море с чужими кораблями, ни мы, ни они не знали, в каких отношениях мы находимся. Ни мира, ни войны. К примеру, на Черном море в двадцатом: то французские линкоры наши позиции обстреливают, то те же французы у нас зерно покупают, и эсминец, что сопровождает транспорты с зерном, нормально проходит докование в Стамбуле, бок о бок с кораблями интервентов. У нас с итальянцами сейчас именно так, ни мира, ни войны. Можно сыграть на том, что решение о нападении на нас окажется выше ответственности командующего их соединением. Не военным, политическим. Вдруг макаронник струхнет? Не выйдет – мы ничего не теряем, наши пушки остаются при нас.
Позже, уже у трапа, Теологос слегка оступился, начсвязи «Фрунзе» подхватил его под локоть. На долю мгновения его пальцы скользнули в рукав адмиральского кителя, тут же убрались, но кое-что осталось. Всю дорогу до «Базилиссы Ольги» Теологос только и думал о том, чтобы бумаженция не выпала. Если Ренгартен что-то скрывает даже от своих -об этом и грекам лучше не знать. А начштаба гудит над ухом:
– Знаете, после совета меня поймал их старший помощник, Михаил Косыгин. Младший брат министра, вы знаете? Ну, так он просил принять лишние в бою вещи на склады отряда… Я согласился. Заодно список посмотрел. Впечатляет, знаете ли.
– Чем? – буркнул Теологос. – Зачем им сейчас шлюпки и плотики? Берег рядом, на берегу каики. Выловят! А дерево и пробка на борту – это пожары…
– Там не только плотики. Там много чего, тот же рояль, к примеру. Или запасные стволы к пулеметам – тридцать штук, притом что самих пулеметов на крейсере всего четыре! Или автомат по раздаче кока-колы. Или… Коротко говоря, осадка крейсера после разгрузки уменьшится на добрых два фута. И этот Косыгин крепко жалеет, что не успевает снять палубу. Спел мне целую оду про тиковый брус.
– Да? – Теологос улыбнулся. – Это хорошо. Значит, он рассчитывает за всем этим вернуться.
Записку Теологос развернет в своей каюте на «Базилиссе Ольге». Что там? Торопливые карандашные строки чуть расползлись, да и от манеры писать выспренним среднегреческим стилем Иван не избавится, верно, никогда.
«Друг, не введи себя в заблуждение: неизбежность боя абсолютна. Надеюсь, ты не подведешь ни свою страну, ни меня.».
Привычка подпольщика заставит крутнуть колесико зажигалки. Бумажка исчезнет в огне, пальцы сомнут обжигающе-горячий пепел. Надежда на легкий успех, надежда выжить – где вы?
Адмирал Стратос даже не смеет надеяться, что его старый друг ошибся. Когда Ренгартен ошибается – дела идут хуже, чем он предсказывал. Куда хуже.
[1] То, что по результатам моделирования достиг попадания именно «Главкос» – весьма реалистично. В нашей истории подводная лодка «Главкос» добилась в двух патрулях трех подтвержденных побед, хотя как раз начало итало-греческой войны встретила в ремонте. Погибла 4 апреля 1942 года.
09.35. Салоники, мэрия
Клио катает в голове нескладное словосочетание: «эвакуация города».
Что можно спрятать от чужих пушек за полчаса? Транспорта мало, толковых людей еще меньше. Главное: первый слух об эвакуации вызовет панику. Забитые людьми улицы, массу беженцев, сквозь которые не пропихнуть ни станки, ни специалистов, ни их семьи…
Уж лучше остаться на месте и принять трепку. Тем более, есть надежда, что тот, кто один раз спас ее, теперь вытащит весь город. Всю страну.
Заманчиво… Только Клио уже не та. Надеяться будет, но и сама сделает все, что
