– С Дунькой-Шваброй! – хмыкнул Володя.
– А почему нет? Дунька была неплохой женщиной, с добрым сердцем. Он даже сделал ее членом партийной ячейки – казначеем. И доверял ей хранить часть денег, награбленных Домбровским, – сказала Таня.
– Я вот думаю, на чем основывался этот союз двух убийц, – задумчиво сказал Володя, – на чем строится большинство союзов, как ни на скотской похоти, затмевающей людской разум? В этом случае на месте скотской похоти была жажда крови, страсть такая же сильная, как секс, как алчность. Неконтролируемый порыв…
– Она не была совсем сумасшедшей, эта несчастная девочка, ставшая такой же несчастной женщиной, – покачала головой Таня, – ее душа была сломана с детства, а союз с убийцей Имерцаки еще больше развратил морально и физически. В конце концов она расправилась с ним…
– Вонзив шпильку в сердце, – подсказал Володя.
– Она боялась, что он ее выдаст, – сказала Таня, – и может, думать так у нее были все основания.
– Какие основания? Она убивала потому, что была сумасшедшей! – Володя упрямо гнул свою линию.
– Нет, – Таня не могла согласиться с ним, – во всех убийствах на Привозе был смысл. Дуньку-Швабру она убила из ревности, за связь с Имерцаки. Ираиду Стеклярову – за то, что, зная Имерцаки, та могла невольно навести на нее.
– А первую женщину, безымянную? – уточнил Володя.
– Она больше не безымянная, – сказала Таня, – я знаю ее имя. И это имя – ключ ко всему. Первое убийство было как раз самым важным. Она убила эту несчастную сразу, как только вышла из тюрьмы вместе с Имерцаки, во время штурма тюрьмы Японцем, чтобы получить новое имя, завладеть ее документами. И ей это удалось. Никто не опознал женщину, которая недавно приехала в город, чтобы устроиться на работу и никого не знала в Одессе. Мария Токарчук забрала ее документы, но позабыла забрать медальон. Нет документов – нет человека. Несчастную похоронили как безымянную. А ведь на самом деле это не так. У нее есть имя.
– Какое имя, как ее зовут? – Володя смотрел на Таню во все глаза.
– Узнаешь в свое время, – Таня усмехнулась, – когда мы вместе попытаемся остановить убийцу. Кстати, это будет завтра, с утра.
– Что ты задумала? – нахмурился Володя.
– Увидишь! – Таня откровенно насмехалась над ним.
– Ты нашла этот медальон там, в катакомбах под посудной лавкой? – Володя подозрительно смотрел на нее.
– Да, случайно, – Таня перестала усмехаться. – Мне повезло. Скажу сразу: мои аналитические способности тут ни при чем. Разве что наблюдательность и умение кое-что сопоставлять. В любом случае, я нашла то, что делала убийца с головами трупов. Машутка играла в куклы. Она вставляла головы в фарфоровые вазы и расписывала вазы, как платья кукол. Она пыталась делать «кукол» из живых людей.
– Я же говорю – сумасшедшая, – ввернул Володя.
– Нет, – лицо Тани стало печальным, – она убивала не со зла. Так и не ставшая взрослой, Машутка играла в куклы, ведь та, фарфоровая, подаренная матерью, была единственной куклой в ее жизни. И когда ее разбили, то разбили весь окружающий ее мир. Представь только ужас, в который ввергли этого несчастного ребенка! Отобрали куклу, мать, единственный дом, который у нее был. Потом – ужасы приюта. Что такое приют, мы знаем. А после этого – наемная, рабская работа. Случайная правда о том, кто выдал ее мать, из-за кого ее мать повесили. Первое убийство. Тюрьма. Брак с уголовником, убийцей Имерцаки. И падение в бездну все ниже и ниже. И только куклы, единственная мысль о куклах позволяла ей чувствовать себя живой. Она играла по своим правилам, и не ее вина, что детская игра в куклы для этой несчастной девочки стала кошмаром для всего окружающего мира.
– Тебе нужно было бы в адвокаты пойти! – хмыкнул Володя. – Самого Плевако заткнула бы за пояс! Это ж надо, оправдывать такое отродье!
Таня только пожала плечами, не собираясь ничего ему объяснять. Дождь закончился, но ни Володя, ни она не хотели уходить из гостиницы. Они проговорили до рассвета – не только об убийствах. Они говорили так, как говорят два самых дорогих друга, встретившихся после долгой разлуки. И никто из них даже не догадывался о том, что такие разговоры и есть самым важным, самым ценным проявлением любви.
Утро застало их на ногах. Володя заказал в номер самый крепкий кофе с рогаликами. Но сна у обоих не было ни в одном глазу.
Наконец Таня посмотрела на гостиничные часы, закуталась поплотней в шаль.
– Нам пора, – сказала и, выйдя из гостиницы, повела Володю по направлению к Привозу.
Возле входа в главные ворота Фруктового пассажа они застали толпу. Говорливые торговки, настоящие королевы Привоза, окружили черный автомобиль, из раскрытых окон которого топорщились штыки солдат, осыпая его визгливой, площадной бранью.
– Автомобиль Марушиной, – сказала Таня, бросив на Володю какой-то странный взгляд.
– Только ее не хватало! – поморщился Сосновский. – Что она делает здесь?
– Собирает дань с торговок, – пояснила Таня, – потому они так страшно ругаются. Грязно, но как красочно! Где еще услышишь такую речь?
– Какую дань? – Володя округлил глаза. – Позавчера Григорьева и его банду большевики выгнали из города! Все знают, что со дня на день будет арестован Домбровский! Какая дань? Не нужно больше платить!
– Но ведь Ревком остался? – усмехнулась Таня, – вот для него и собирают деньги! Разве ты не знаешь, что Марушина – правая рука Соколовской? Та доверяет ей во всем!
– Ладно, ну ее к чертям, эту надоедливую стерву! – разозлился Володя. – Скажи лучше, куда мы идем?
– Прямо туда, – Таня смело выдержала его недоумевающий взгляд, – мы идем к ней.
Автомобиль остановился. Из него вышли солдаты. Вышла и Авдотья Марушина. На фоне перемен, происходящих в городе, и быстрой расправы с бывшим атаманом Григорьевым, которого лишили всех полномочий и с позором выгнали, она не решалась стрелять в толпу.
Марушина дала солдатам приказ опустить штыки, не применять оружие и вступить в диалог с толпой. Но это было невозможно. В мире не родился человек, способный перекричать одесских торговок с Привоза, когда они решительно настроены на скандал.
Таня стала пробиваться сквозь толпу, направляясь к Марушиной. Ее узнали. Некоторые торговки даже отступали в сторону – на Привозе Таня пользовалась доброй славой. Наконец она поравнялась с Марушиной, встретила ее растерянный взгляд. Таня вынула руку из кармана, протянула вперед… Володя неотступно следовал за ней.
Дальше все произошло неожиданно и так быстро, что никто не успел среагировать – ни Марушина, ни солдаты, ни Таня, ни Володя.
Из-за угла в толпу врезалась группа всадников. Это были цыгане. Торговки расступились. Вперед вырвался пожилой цыган на черной лошади. Лицо его было суровым, испещренным шрамами, в ушах болтались золотые серьги-кольца, пышные седые волосы были связаны в хвост. Поравнявшись с Марушиной, он с гиканьем осадил лошадь. Затем резко выбросил правую руку вперед. Перед
