Названия у кабачка пока не было — новый владелец, получивший заведение за участие в восстании как сознательный большевик, еще не успел придумать вывеску с подходящим названием. Но продукты получить он успел. И, извернувшись, заказал в одном из сел самогон, зная, что алкоголя в городе не хватает. Поэтому все красные и повалили к нему валом.
Небольшой флигель, первый этаж на углу Преображенской и Большой Арнаутской, в тот вечер был ярко освещен электрическими огнями. Бóльшая часть города утопала в темноте, но только здесь. Преображенская улица была достаточно длинной, тянулась до самого Привоза. И страшен был разительный контраст между нею в районе Городского сада — и местом почти возле Привоза, откуда доносились пьяные вопли. Там праздновали день рождения одного из командиров отрядов, захвативших Одессу. А потому внутри тесноватого помещения было достаточно много людей.
Несмотря на то что большевики появились в городе недавно, казалось, они быстро переняли все привычки и манеры и григорьевцев, которые гуляли в Одессе раньше, и белых офицеров. С той только разницей, что белые упивались фирменным шампанским, а григорьевцы и большевики предпочитали деревенский самогон. Но у всех этих завоевателей, несмотря на внешние различия, поведение было достаточно одинаковым.
Они грабили всех и вся, вели себя нагло, требовали лучшие куски и бесплатно пьянствовали в кабачках. И точно так же, как и при любой власти, сейчас процветали забегаловки и прочные злачные места Одессы, где можно было упиться до потери пульса и гульнуть как следует, без чего любая победа любых победителей казалась неполной.
Вот и развлекались большевики вовсю, чему совершенно не мешала революционная сознательность, ведь гуляли они по-пролетарски.
Вот и в этом кабачек все было так же. Если с внешней, фасадной стороны он был ярко освещен, то сзади все казалось не таким привлекательным. Служебный вход заведения выходил в узкий дворик-колодец, заставленный мусорными деревянными баками, доверху наполнными гниющими отходами. Вонь привлекала полчища бродячих собак и котов. Мусор, похоже, никто никогда не убирал. С каждым днем его накапливалось все больше и больше, так, что по дворику уже невозможно было пройти.
Служебная дверь открывалась с трудом. Она вела в кухню, а над ней находилось круглое слуховое окно, выходившее прямиком на лестничную клетку над кухней. Помещение кабачка было двухэтажным. На первом этаже пили и ели, а на втором было две комнаты, в одной из которых стоял игорный стол для игры в карты на деньги, а во второй — бильярд: большевики предпочитали и такие развлечения, правда, тайком.
Стоя по щиколотку в гниющих отбросах на краешке деревянного мусорного бака, вор Витька Грач пытался добраться до слухового окна. Он был опытным домушником. Когда люди Японца взяли тюрьму, Витька мотал там срок за очередную квартирную кражу. Несмотря на свой достаточно молодой возраст (в Тюремном замке ему исполнилось 32 года), это был уже пятый его тюремный срок. Грач считался вором бывалым, в авторитете. Сидел с комфортом, полностью обслуживался по авторитету молодняком. И тайком мечтал, что однажды его коронуют — уж очень хотелось ему быть королем.
До посадки Витька был в банде Гришки Клюва, все время работал под ним. Но Гришка невзлюбил амбициозного домушника и, когда Витька оказался на свободе, не взял его к себе, а отправил восвояси, ни с чем.
Затаив на Клюва страшную обиду, Витька долгое время был сам по себе. Попал в большевистское подполье, участвовал в восстании красных. И, когда услышал, что в город вернулся Японец, стал разыскивать его банду, потому что тот собирал себе новых людей.
Витька Грач никогда не видел в лицо Михаила Японца и мало что знал о нем: он находился слишком низко в бандитской иерархии в те годы, чтобы лично приблизиться к знаменитому королю. Витька Грач был безграмотным и тупым. До него, конечно, доходили слухи, что Японца застрелили на фронте, и он в них верил. А потом до него дошли слухи, что известие о смерти Япончика было ложью, Мишка вернулся в город и собирает банду. И в это он поверил тоже.
В новой банде Японца, куда он с радостью пошел, Витька совершил несколько удачных налетов. А затем Японец велел тихо влезть в кабачок на Преображенской, когда красные гулять будут, и тайком потырить их вещи, сваленные в гардеробе.
Наводка была верной, и в назначенный час Витька Грач крышами пробрался во внутренний дворик-колодец. А двигаясь по крышам, он успел заметить возле входа солдат. Красные тут ничем не отличались от белых — тщательно охраняли фасад и оставили без защиты тыл. Однако без проблем не обошлось: как Грач ни старался, окошко не открывалось.
Подтягиваясь на руках, он из последних сил ковырял в раме гвоздем. Время между тем шло. Витька начал нервничать.
Было слышно, как красные выходят на улицу — покурить, проветриться, погалдеть. Они издавали такой шум, что даже кошки во дворике врассыпную бросались из-под мусорных баков. Это был как раз тот самый благоприятный момент, ради которого Японец и послал его сюда. А Грач терял время, пытаясь поддеть раму окна. Он начал подозревать, что рама не открывается совсем.
Разбить стекло было нельзя: шум привлек бы внимание и работников кухни, и даже самих большевиков на улице. Тогда — провал, и, зная методы красных, расстрел. Конечно, стекло можно было бы разрезать специальным инструментом — но Грач об этом не подумал! Он посчитал задачу простой и ничего с собой не взял.
Раму заклинило намертво. Грач обломал не один ноготь и поцарапал руку, но дело не продвигалось. Зная своего нового главаря, Витька знал, что провала Японец не простит.
Он сам видел, как тот лично пристрелил одного вора, струсившего во время налета. А до того, как пристрелить, прибил его ладонь к стене ножом... Жуткие вопли до сих пор звучали в ушах Витьки. Он тогда перепугался до смерти. И поэтому прекрасно знал, что, вернись он сейчас с пустыми руками, Японец его не простит.
Понимая, что другого выхода у него нет, Витька Грач решил плюнуть на все и разбить стекло. Решение это было отчаянным. И означало оно смерть. Но и так, и так была смерть. Так не