* * *
Путь к реке по сложности и по неудобству был не лучше того, что мы преодолели к дому проводника. Та же грязь, те же лужи, те же ямы. Да и дороги-то толком не было. К нашему счастью, толкать машину больше не пришлось. Бог, видимо, сжалился над нами. Улица дальше имела небольшой уклон и потому вода не собиралась в большие и глубокие лужи, стекала по склону. Такое положение спасло нас от толкания. Машина тяжело, с надрывом, используя всю свою мощь, с трудом, но всё же преодолела трудности сама. Мы выехали на пустырь. Пустырь был с небольшим уклоном. Вода успела уйти. Через него проходила просёлочная дорога, которая уже успела слегка высохнуть. Мы по ней доехали до леса и остановились. Дальше пути не было. Только от этого места разбегались в разные стороны тропинки. Пришлось оставить машину. Водитель остался, а мы по протоптанной тропинке пешком направились к реке.
Солнце уже почти доходило до своего зенита. Щедро отдавало своё тепло людям и природе. В лесу пахло прелостью и сыростью. Ветра не было, и потому стояла влажная духота. Ближе к берегу, воздух стал свежее и легче стало дышать.
Тропинка, по которой мы шли к берегу, вывела нас на небольшую полянку. И тут перед нами открылся великолепный пейзаж. Впереди нас, метрах в пяти-шести раскинулась мощная, широкая река, название которой — Северский Донец. Она несла свои мутноватые воды после дождя к своему старшему брату — Тихому Дону, чтобы слиться с ним и дальше продолжить путь вместе на юг, давая жизнь многим городам, станицам и хуторам. Далее к морю — Азовскому.
Левый, пологий, равнинный берег этой реки, сколько можно было охватить взглядом, был покрыт тёмным густым, высоким, просыпающимся от зимней спячки, одетым сверху зелёным ковром лесом.
Зелёный ковёр тянулся по всей равнине и далеко за горизонт. Над зелёным ковром голубело чистое, безоблачное небо.
Правый берег — более крутой и холмистый. Холмы необычайно живописны. У их подножия и вдоль крутого берега раскинулись рощи, дубравы. Склоны холмов также были покрыты зелёным ковром. Заросли кустарников: терновника, шиповника и боярышника покрыты цветущими куполами.
— Красотища-то какая! — невольно вырвалось у меня. Я прислонился к стволу старой осины и точно замер, опьяненный ароматом весны и восхищенный красотой природы и синевой заречных далей. Дышалось свободно и легко. Всюду было слышно пение птиц, особенно соловья. Так бы, кажется, бесконечно стоял, смотрел, слушал…
— Красота — это хорошо и приятно. Можно любоваться бесконечно, — вдруг заговорил Макаров, стоя на краю берега, ища взглядом, видимо, нашего проводника. — Но, красота нам не поможет раскрыть преступление. Надо действовать!
Я подошёл к нему и остановился у самого края берега. Под ногами, на высоте более двух метров, бурно шумела вода. Я обвел взглядом сначала правый берег. Берег, где мы стояли, высокий и потому, ближе ста, примерно, метров, не видно никаких рыбаков. Далее, где берег плавно опускался к воде, было видно несколько рыбаков.
Слева — И. Г. Макаров, справа — Р. В. Ложнов
— Иван Григорьевич, у тебя, как со зрением? Я, как не пытался определить, есть ли среди рыбаков железнодорожник, так не определил. Кажется, все эти шестеро, как будто договорились, одеты в чёрное. Глянь-ка, может, ты определишь?
— Рудольф Васильевич, я давно уже определил. Там нет нашего проводника. А вот разглядеть левую сторону берега мешают деревья и кустарники, которые так близко расположились у самого берега. Кроме того, река слегка уходить влево. Придётся искать нам нашего рыбака, двигаясь в противоположном направлении, то есть влево.
— Ну что сделаешь, выхода другого у нас нет, — поддержал я Макарова. — Хочешь, не хочешь, идти надо. Пошли!
Идти у самого берега мешали деревья и кустарники и поэтому приходилось обходить их, тем самым преодолевая путь. Временами удалялись от берега на приличное расстояние. Плутая меж деревьев и пройдя примерно метров двести-триста, неожиданно мы вышли к берегу реки. Мы остановились.
Макаров первым подошёл к берегу и стал осматривать его. Вдруг он рукой показал в сторону одного рыбака в чёрной одежде, рыбачившего на выступе невысокого обрыва. Рыбак находился от нас, примерно, в ста метрах. Минут через десять, снова обходя деревья и кустарники, мы вышли на тропинку. По этой тропке мы вышли к рыбаку. К нашей радости, рыбак оказался в железнодорожной одежде.
— Как рыбалка? Удачная она сегодня? — подойдя сзади к рыбаку, громко спросил Макаров.
Рыбак оказался не из трусливых. Он не дёрнулся и даже не вскочил. Он не спеша вынул удочку из воды. Так же не спеша, аккуратно прислонил её к рядом растущему небольшому деревцу, росшему у самого обрыва, и только тогда обернулся к нам и спокойным, слегка хрипучим голосом проговорил:
— Сегодня хороший клёв. Грех жаловаться! Смотрите, какая сегодня погода, как по заказу! Солнце, лёгкий ветерок — то, что надо для клёва! Хотите, посмотреть? Тут же железнодорожник нагнулся, взяв за верёвку, вытащил из воды садок.
— Ух ты! — вырвалось у меня невольно, когда я увидел в садке исключительную рыбу. В садке, я прикинул, рыбы было не менее пяти-шести килограммов. И, ещё, какая рыба!
— И всегда у вас такой удачный улов на такую рыбу? — поспешил я задать вопрос, не сводя своего взгляда с садка.
Рыбак изучающе посмотрел на меня и проговорил:
— Я вижу, вы тоже, вероятно, рыбак, раз живо заинтересовались рыбалкой? Обычно многие рыбаки завидуют, увидев хороший улов. Вы тоже так удивились, увидев рыбу. Не так ли?
— Вы угадали. Тут дело не в рыбаке и не в количестве. Хотя каждый человек в душе рыбак и хочет поймать приличное количество рыбы, — быстро отреагировал я. — Тут в самой рыбе, которая у вас в садке. Такой рыбы, что у вас в садке, как шемая, рыбец — эти редкие рыбы. Они не во всех водоёмах водятся. Конечно, поймать этих рыб каждый рыбак мечтает. Вот и приходится удивляться и рыбой, и количеством.
— Если так, — засуетился рыбак, — я покажу место, где неплохо ловится такая рыба. — Я бы вам тут, возле себя предложил, но видите, негде пристроиться. Ну что, согласны?
На предложение рыбака мы не очень-то активно отозвались,
