— А грызуны становятся все смышленее, — подметил Луис, когда они возвращались обратно темным коридором. — Они устроили нам ловушку — получается, они способны просчитывать ходы. Планировать. А еще они сообразили заманить нас туда — значит, они могут еще и думать, как мы.
Колли покачал головой:
— И кому нужны умные крысы, дружище?
— Шри Хон–Оуэн. Предки этих ребят достаточно страдали, чтобы нам с вами не пришлось, — сказал Луис.
— Хватит говорить загадками, дылда!
— Вообще–то он имел в виду — Шри Хон–Оуэн тестировала свои штучки на крысах, прежде чем перейти на нас, — пояснил Кэш Колли.
— Так что в некотором роде мы можем считать их своими братьями, — подытожил Луис.
— Разве что твоими. — Колли сурово посмотрел на Луиса, как он обычно делал, если думал, будто его обижают или разводят.
— Нам определенно придется усовершенствовать технику в этой игре, — заметил Луис. — Если уж мы с горсткой крыс справиться не можем, то с дальними нас ждут серьезные неприятности.
— Еще чего, — возразил Кэш. — Мы в сто раз лучше любого из этих генных мутантов. Пусть они считают, будто развиваются в человека превосходящего. Мы уже такие. Мы лучше всех. Когда дело дойдет до драки, мы покажем этим дальним, где раки зимуют.
3
Восточный Эдем на Ганимеде располагался в узкой расселине на юго–восточном краю темной, покрытой кратерами равнины в области Галилея. Дно и стены ущелья утеплили и герметизировали слоями композитных материалов из фуллерена и аэрогеля. Над разломом возвели крышу, а сверху уложили двухметровый слой камней, добытых в кратере по соседству, чтобы не дать потоку радиации из магнитосферы Юпитера просочиться внутрь. В южной оконечности расселины находилась промышленная зона, а остальную территорию занимала сельская местность: луга, оливковые рощи, заросли цитрусовых, перемежающиеся узкими прудами и болотами, хвойные леса с кустами краснокоренника, шуазии, толокнянки, мирта и других цветущих растений, которые покрывали уступы скал. Общественные здания и скопления жилых домов были возведены среди уходящих ввысь по склону лесов. Натянутые между фуллереновыми опорами тенты из прозрачных полимеров сверкали над домами, словно гигантские модели фасеточных глаз насекомых или россыпи бриллиантов.
Поселение лет пятьдесят назад основала группа людей, считавших, что остальные жители Ганимеда размякли и стали мещанами. Хотя местечко выглядело идиллией, горожане Восточного Эдема были консерваторами и аскетами: они полагались на традиции, догмы и гражданский долг, больше всего ценили науку, философию и произведения искусства. Несколько дней в неделю каждый житель работал в сфере базовых услуг и помогал поддерживать инфраструктуру поселения, но своим истинным делом они считали исключительно научные исследования, причем четких целей эдемцы перед собой не ставили, как и не стремились найти своим выкладкам практическое применение — они собирали и каталогизировали эзотерические знания ради самих знаний, ну или для того, чтобы написать замысловатую сагу, оперу, симфонию, инструментальную пьесу или иное произведение искусства. Они развили и отточили техники медитации, вернули к жизни темное искусство психоанализа, создавали посредством генных модификаций декоративные растения и животных, изучали нестандартный математический анализ и философию, даже залезли в дебри непонятных теорий, оставшихся после попыток объединить четыре типа взаимодействий в физике. Чем они только не занимались! А еще они столько же беседовали об искусстве и науке, сколько тратили на них времени: они обсуждали стратегию и планы на ближайшее будущее с другими членами творческих артелей и научной братии, спорили с оппонентами на виртуальных мастер–классах, даже проводили обычные научные конференции. Бесконечные дискуссии поддерживало правительство, которое здесь избиралось демократически, прямыми выборами, как в городах–государствах классической Греции или в ранней Римской республике. Не было ни выборных представителей, ни мгновенных опросов, ни референдумов. Раз в неделю в деревнях проводились собрания, на которых каждый гражданин мог принять участие в дебатах и проголосовать, а раз в месяц собирались, чтобы решить вопросы на городском уровне. Роскошь считалась преступлением, самопожертвование — добродетелью. Все, что не запрещалось, или было просто разрешено, или считалось обязательным к исполнению.
Сама Мэси Миннот считала подобную общественную организацию не менее утопической, чем жизнь в муравейнике. В Восточный Эдем она перебралась три месяца назад, сразу после побега. Правительство Радужного Моста настояло на таком решении. Официально заявлялось, что это делается ради ее же блага. Но Мэси прекрасно знала, что каллистянам не терпится избавиться от человека, напоминающего им о недавнем конфузе.
Восточный Эдем вызвался приютить девушку не из благородных побуждений: город возвращал давний таинственный долг чести Радужному Мосту. Мэси назначили консультанта — пожилого язвительного мужчину по имени Иво Тиргарден — и отправили работать на ферму. Однако доступ к сети для нее был ограничен, а выезжать за пределы фермы запрещалось — она никак не могла избавиться от ощущения, что ее держат здесь как заключенную, как диковинное животное в зоопарке. Несмотря на это, девушка намеревалась устроить свою жизнь как можно лучше. С огромным энтузиазмом она принялась за ремонт квартиры–студии, которую ей выделили в деревне Наш Удел: Мэси настелила и отполировала бамбуковый пол, покрасила стены в оттенки зеленого и розового, поэкспериментировала со светом, положила новую плитку в ванной, в вымощенном дворике поставила горшки и посадила разные травы и перец чили, а по дверному проему пустила виноградную лозу. Каждый раз она говорила себе, что обживается в первом по–настоящему своем доме, и все же в тягостные моменты квартира скорее напоминала ей камеру, а сам Восточный Эдем с его ограниченным, не замечающим ничего вокруг утопизмом — тюрьму.
Ей удалось завести нескольких друзей. В их числе оказался Иво Тиргарден. А еще Джон Хо — владелец ее любимого кафе в столовом комплексе Нашего Удела. Сада Селена и ее небольшая банда отказников. Была еще пара человек на подземной ферме, с которыми Мэси здоровалась при встрече. Но большинство жителей вели себя подчеркнуто вежливо, а то и вовсе относились к ней с безразличием; и только отдельные личности демонстративно проявляли враждебность. Пуще всех — Джибриль, член самопровозглашенного божественного сообщества трансгуманистов. Все остальные называли их космоангелами, поскольку при помощи пластической хирургии и простых генных модификаций члены сообщества приобрели некую потустороннюю стилизованную красоту. А еще они стремились развивать ментальные способности благодаря всякого рода практикам — от цветотерапии до использования специально разработанных психотропных вирусов. Поскольку все они имели очень старомодные взгляды на секс и считали, что достичь просветления можно, лишь
