– Старину Айзека можно поздравить с новым учеником, – прервал моё словоизвержение глава КОМКОНа-2. – Ну хорошо, что ты предлагаешь?
– Я предлагаю, дать Абалкину шанс.
– Добраться до детонатора?
– Нет, конечно… Пусть поправляется, приходит в себя. Тогда с ним можно будет спокойно поговорить…
– Допросить, – уточнил Экселенц.
– Если угодно, – сказал я. – Главное, узнать, что там, на Саракше, произошло.
– Так Абалкин тебе всё и выложит, – проворчал Экселенц.
– Но попытка не пытка…
– Это всё лирика, Мак, – сказал он. – Убедительных доводов я не услышал. Операцию считаю проваленной…
– Понимаю, Экселенц, – откликнулся я. – Готов понести любое наказание.
– Не перебивай, – буркнул Экселенц. – Перед Советом отвечать мне. А ты отправишься на Саракш и проведёшь официальное расследование по факту гибели выездного врача Курта Лоффенфельда. Сроку даю неделю. По истечении этой недели результаты должны лежать у меня на столе. Удовлетворительные результаты. Если они таковыми не окажутся, готовься сменить место службы. Скажем, на устье Тары. Там у них вечный аврал. Как понял?
– Понял вас хорошо, – откликнулся я, вытягиваясь в струнку. – Разрешите приступить?
– Валяй, приступай, – отмахнулся он. – И на глаза мне лучше не попадайся.
5 июня 78 года
Утро мудренее
Утром следующего дня, едва отверзнув очи, я справился о состоянии здоровья пациента Абалкина у дежурной госпитальной сестры. Разумеется, воспользовавшись спецдопуском. Невзирая на раннюю пору, девушка бодро сообщила, что пациент Абалкин (огнестрельное ранение) находится в кибернизированном реанимационном боксе, что состояние его хоть и тяжёлое, но стабильное и шансы на выздоровление довольно высоки. Она стала перечислять какие-то сугубо медицинские показатели, но я поблагодарил её и отключился.
Созерцая, как восходящее солнце золотит гранёные карандаши тысячеэтажников, я попытался составить план дальнейших действий. Ничего путного у меня не выходило, недоставало информации. И мне позарез нужно было восполнить этот недостаток. Сидеть на Земле и ждать, пока Абалкин сможет, а главное, захочет поговорить, я не имел права. Тем более что к разговору с ним следовало тщательно подготовиться. Иначе всё сведётся к призывам к гражданской совести Абалкина с моей стороны и к глухому запирательству – с его. И свою миссию на Саракше я намеревался посвятить этой задаче. Хотя, признаться, не очень-то верил в результативность официального расследования. Работа со свидетелями, если те выразят желание, чтобы с ними работали. Осмотр места происшествия, при условии, что меня к этому месту допустят. Изучение вещественных доказательств, ежели таковые отыщутся. Все эти действия носили почти ритуальный характер. Экселенцу нужно отчитаться перед Советом. Совету – перед друзьями и родственниками покойного Лоффенфельда. Рутинная, но необходимая процедура.
А что нужно мне? Мне нужна правда. Я верил в вельзевулову программу, якобы заложенную в «подкидышей», ещё меньше Экселенца. И уж совсем не верил я, что Абалкин перестал быть человеком только потому, что его вдруг повлекло к детонатору. Кто бы не захотел увидеть эту дьявольскую штуковину, зная, что от неё зависит его судьба? Я бы обязательно захотел. И смёл бы на своём пути любые препятствия. Однако таких вот общих соображений мне было уже недостаточно. Мне нужна была надёжная мировоззренческая опора под эти шаткие построения. А такую опору мог предоставить только один человек – знаток запрещённой науки, криптоисторик Айзек Бромберг.
Мне в очередной раз пришло в голову, что Экселенц опять оказался хитрее, чем я думал. Ему самому не в жилу было убивать Абалкина, так толком и не выяснив, что там на самом деле произошло между ним и Тристаном-Лоффенфельдом. И теперь Экселенц готов воспользоваться ситуацией, чтобы довести это дело до конца, как настоящий контрразведчик. И возложил он эту миссию лично на меня, потому что прекрасно понимал, что проштрафившийся комконовец Каммерер будет теперь землю рыть, чтобы не столько доказать невиновность Абалкина, сколько подтвердить свою профессиональную пригодность. И про нового ученика старины Айзека Экселенц упомянул не случайно. Значит, я буду не одинок. Не люблю быть одиноким. Особенно в драке. Саракш начисто отбил у меня охоту оставаться с глазу на глаз с неизвестным, неуловимым, но беспощадным противником.
5 июня 78 года
Новые горизонты
Бромберг жил в небольшом доме на правом берегу Исети, в тихом малоэтажном районе. Дом этот, видимо, был местной достопримечательностью: мощный бревенчатый сруб под тесовой крышей, окружённый глухим высоким забором с широкими воротами, в которые врезана узенькая калитка. В соответствии с указанием на жестяной табличке, выполненном на трёх языках, включая тагорянский, я потянул на себя кованое железное кольцо и оказался в просторном дворе.
Хозяин встретил меня на крыльце и проводил в дом. Вопреки ожиданиям, изнутри это «жилище отшельника» выглядело вполне современным. Мультимебель, Линия Доставки, терминал БВИ, кристаллотека и тепловой конвертор вместо полагающихся в избах лавок по стенам, полатей, подовой печи и прочих ухватов с ушатами. Бо́льшую часть этого «дома-оборотня» занимала библиотека. У меня в глазах зарябило от позолоты на тиснёных корешках. Судя по латинским, английским, немецким, французским и, кажется, японским названиям – все это были труды по истории науки, изданные ещё до Второй НТР, то есть до всеобщего переноса знаний на цифровые носители.
Хозяин дома предложил мне кофе. Мы расположились на кухне, у низкого кофейного столика, в удобных плетёных креслах и несколько минут молча наслаждались превосходно приготовленной арабикой.
