– Я женщина вдовая и бездетная, сама могу собой распоряжаться, – гордо и безапелляционно заявила Даша неодобрительно ворчащей женской половине местного «опчества».
Как ни странно, одним из самых горячих ее защитников оказался Акинфий Митрохин, которому Дарья приходилась вдовой двоюродной невесткой.
– Цыц, мухи, – подкручивая ус, заявил он местному «бабкому», – Дашка все же вдовая, свободная, а товарищ Бесоев к ней, значит, со всем вежеством. Ну и что, что он гарадской, зато человек хороший и командир справный. О солдате думает больше, чем о себе, и вобче таких женихов исчо поискать надо.
– Поматросит и бросит он яе, Акинфий, – вздохнула Дарьина тетка, решившая принять участие в судьбе племяшки и наставить ее на путь истинный, – большой человек, чай, из самого Петрограду прибыл. Где мы, а где столичные хлыщи?
– Не бросит он Дарью, Марфа Потаповна! – резко ответил он вздыхальщице, – не тот енто человек. И вообче, он сам мне сказал, что такими женщинами не разбрасываются, бо они, красивые, умные, добрые и ласковые, идут на вес чистого золота.
– А как же наш Степка, Акинфий? – буквально взбеленилась Дашина свекровь, – или он уже тебе совсем не родной.
– А Степка помер, сеструха, – ответил Акинфий, – пал смертью храбрых за веру, царя и отечество, и даже если ты Дашкину любовь порушишь, то это его не воскресит. Сколько у нас сейчас таких вдов, что маются без мужиков? Молчишь? То-то же! Дашке, считай, свезло, а ты яе за ноги хватаешь. Пусть живут – я сказал, и точка!
– Побойся Бога, Акинфий, грех же это жить невенчанными? – снова вздохнула Дарьина тетка.
– Грех, Марфа Потаповна, – глубокомысленно заявил Акинфий, – это когда мужик живет с мужиком, а когда мужик с бабой, это не грех, а дело житейское. Вот покончим с семеновской шушерой, тогда и погуляем на свадебке, как положено, а пока всем молчать и сопеть в две дырочки. Я так сказал! Вот!
– Тьфу на тебя, греховодник старый, – махнула рукой Марфа, – скажешь тоже, мужик с мужиком. Я же ентой Дашке добра хочу, а она от рук совсем отбилась. Попомнит потом еще мои слова.
– Цыц, бабы, я сказал! – подвёл итог этой несколько затянувшейся дискуссии Акинфий, – будете мне есчо ляскать языками – оторву по самый корень. Разговор окончен и точка!
Короче, каждый остался при своем мнении. Мужская часть общества одобряла, а женская категорически нет. Хотя, быть может, просто бабы ревновали за своих дочек. После войны не каждая девка жениха себе найти сможет – столько народу на германской поубивало и покалечило. А тут вдова прямо из-под носа уводит такую перспективную кандидатуру. Поневоле взбеленишься.
Впрочем, до свадьбы действительно было еще далеко. Но из кого, как не из коренной казачки, могла получиться идеальная командирская жена, готовая всю жизнь мотаться по гарнизонам, рожать детей, вести хозяйство и, когда Родина прикажет, терпеливо ждать мужа с очередной войны, которая полыхает где-то на краю света.
20 февраля 1918 года. Петроград. Таврический дворец.
Руководитель ИТАР Тамбовцев Александр Васильевич.
Как там напишет через несколько лет наш великий пролетарский поэт Владимир Маяковский:
С волнением не уснешь. Утро раннее. Мечтой встречаю рассвет ранний: «О, хотя бы еще одно заседание относительно искоренения всех заседаний!»Это я о том, что, действительно, у нас последнее время происходит что-то уж слишком много заседаний. И по поводу, и без повода. Но сегодняшнее, в котором принимают участие предсовнаркома Сталин, наркоминдел Чичерин, адмирал Ларионов и я, собрано по весьма важному поводу.
Дело в том, что на днях из Манчжурии, из самого тамошнего стольного города Харбина в Петроград прибыл штабс-капитан Алексей Луцкий. Личность эта поистине легендарная. Именно его в нашей истории белогвардейцы расстреляли вместе с Сергеем Лазо и Всеволодом Сибирцевым. Вопреки общепринятой версии, в паровозной топке их живьем никто не сжигал. В топку бросили лишь трупы расстрелянных. А что касается японцев, то их больше всех интересовал Луцкий, а не Лазо и Сибирцев. Ведь должность, которую Алексей Луцкий занимал накануне Октябрьской революции, называлась: начальник отделения разведки и контрразведки русских войск на КВЖД. И разговор сегодня у нас пойдет как раз об этой самой КВЖД.
А поговорить там есть о чем. Китайско-Восточная железная дорога была детищем недоброй памяти бывшего царского премьера Витте. Сергей Юльевич за свою долгую жизнь немало наломал дров. При этом он не забывал и о себе любимом, получая «комиссионные» от облагодетельствованных им подрядчиков, более похожие на обычные взятки. Но, как бы то ни было, КВЖД была построена, а в приложении к ней появился чисто русский город Харбин, ставший своего рода столицей КВЖД.
В настоящий момент в полосе отчуждения китайской восточной железной дороги правит бал генерал-лейтенант Хорват, который, оставаясь внешне лояльным к большевистскому правительству в Петрограде, тем не менее ведет какую-то свою игру. Об этой игре и еще о некоторых тонкостях дальневосточной политики и хотел поведать советскому руководству штабс-капитан Алексей Луцкий.
Дела, которые мы намеревались обсудить, были конфиденциальные, лишние глаза и уши нам были совершенно ни к чему, поэтому заседание происходило в кабинете предсовнаркома Сталина без широкого оповещения прочих лиц.
За полчаса до начала заседания я рассказал своим коллегам о том, кто такой штабс-капитан Луцкий, что он уже сделал и что еще сможет сделать для Советской власти, а так же о том, как он погиб в нашем прошлом, не сдав японцам сеть своих агентов в Харбине и в прилегающих к КВЖД населенным пунктам. Сталин, коротко кивнув, добавил, что штабс-капитана Луцкого весьма положительно охарактеризовал генерал Потапов, и то, что в партию большевиков начальник разведки и контрразведки КВЖД вступил еще в декабре 1917 года.
Поэтому, когда Луцкий вошел в кабинет Сталина, то там он был весьма радушно встречен всеми присутствующими, что ввергло этого скромного тридцатипятилетнего штабс-капитана в некоторое смущение. Но, быстро собравшись, он начал кратко и деловито докладывать о том, что творится сейчас на КВЖД. А докладывать там было о
