Здесь же, на Кавказе, остается и генерал Марков. Османская империя побеждена, но все же необходимо вести разведку в южном и восточном направлении. Тут и англичане с французами, и отдельные турецкие части, которые плевать хотели на свое центральное правительство, и даже наши временные союзники немцы, которые считают себя нашими друзьями, но лишь пока мы им нужны. А потом они, как это часто случается, могут нам подложить увесистую и розовую хрюшку. Поэтому за всеми ними нужен глаз да глаз. И Сергей Леонидович с его опытом и талантом разведчика будет здесь на месте.
Паровоз пронзительно загудел, генерал Деникин с чинами своего штаба отдал нам честь, и перрон Эрзерумского вокзала начал удаляться. А мы начали свой дальний путь в Россию. Все чаще и чаще стучат колеса, паровоз увеличивает ход, увлекая наш эшелон к новым победам и новым свершениям. На рассвете прошел ласковый весенний дождь, который прибил пыль, умыл молодую траву и совсем новенькую листву на деревьях, отчего вся окружающая нас природа показалась нам особо праздничной. Даже горы, которым уже много миллионов лет, прорисовываются на фоне светло-голубого неба четко, как на средневековых миниатюрах.
Мы с Михаилом Васильевичем Фрунзе сидим в его купе, гоняем чаи и ведем разговор о будущем нашей любимой страны, которая в новом варианте истории хотя и стала советской, но осталась, как и была, единой и неделимой.
Михаил Васильевич полностью со мной согласен. Он сам, молдаванин по отцу, русский по матери, считающий родным русский язык и родившийся в туркестанском городе Пишпек (Бишкек), мурло местечкового национализма ненавидит ничуть не меньше меня. Да и Гражданская война у нас получается какая-то не такая, как в прошлой истории, что, собственно, нас не очень-то и расстраивает. Нет кровопролитных сражений, когда в яростной сабельной рубке тысячи русских людей пластали друг друга клинками, кололи пиками и расстреливали из пулеметов. В наличие цепь мелких сепаратистских бунтов на национальных окраинах.
– Если безоглядно применять принцип верховенства права народов на самоопределение, – говорю я Фрунзе, – то может получиться абсолютный хаос и война всех против всех. Знаем, проходили. Берите, мол, суверенитета сколько сможете проглотить. А потом начинается такое, чему радуются только наши застарелые недруги на далеких туманных островах. Ведь межнациональные обиды и противоречия легко разбудить и, напротив, очень тяжело уложить спать. Кстати, слово национализм хорошо сочетается только с определением буржуазный, и служат все эти конфликты интересам местных национальных эксплуататорских классов, а через них и мировому буржуазному интернационалу, выразителем интересов которого является англосаксонский банковский капитал. Хорошо, что хоть здесь мы успели вовремя вмешаться и предотвратить Гражданскую войну.
– Войну-то мы предупредили, товарищ Бережной, – кивнул Фрунзе, – но ситуация в стране все еще неспокойная, и существует риск внутреннего конфликта. Нам удалось притушить сепаратистские настроения на Украине, в Бессарабии, в Крыму, на Дону, на Кубани и на Кавказе, но в других губерниях еще неспокойно.
Тут и пережитки царизма в виде почти автономных от центральной власти казачьих войск, и ненависть окружающих к казачкам, похватавшим себе лучшие куски и не желающим ими делиться. Тут и последствия керенщины, когда центральная власть ослабла и на местах возникли уродливые новообразования.
Не следует забывать и иностранцев, которые точат зуб на первое в истории государство рабочих и крестьян. И если германцев, турок и австрийцев мы с вашей помощью угомонили, то англичане, французы в Европе, а японцы на Дальнем Востоке не оставят нас в покое. Так что куда ни посмотри – всюду одно и то же. Поэтому, товарищ Бережной, даже и не рассчитывайте на отдых, по крайней мере в ближайшее время.
– Да, Михаил Васильевич, – я отставил в сторону стакан с чаем, – я все это прекрасно понимаю. Кстати, англичане и французы тоже временно нейтрализованы. Им сейчас не до авантюр – ведь на Западном фронте они остались один на один с немцами. Ясно, что от мировой бойни все до предела устали, но также всем понятно, что кончится она не с тем результатом, какой был в нашей истории. И потому Антанта напрягает все силы для того, чтобы свести эту войну хотя бы вничью.
Снова взяв со стола стакан, я отхлебнул немного остывшего, крепкого как кофе «купчика», после чего продолжил:
– А вот японцы – противник опасный, как любой молодой, злой и голодный хищник. Они захватили германские колонии в Китае и на Тихом океане, но этого им хватило всего на один зубок, и теперь они ищут себе новую добычу. Если Антанта проиграет войну в Европе, то самураи немедленно набросятся на французский Индокитай и британские Сингапур с Малайзией. Если же Антанта победит, то они в союзе с англичанами и французами полезут на наш Дальний Восток, который, если говорить честно, сейчас нам просто нечем защищать в случае большой войны. Правда, провал Читинской авантюры несколько сбавил пыл японского командования, но ничуть не уменьшил его жадности и жестокости. Думаю, что в ближайшее время следует ожидать с их стороны новых провокаций где-нибудь в полосе отчуждения КВЖД. Не установив контроль за этой железнодорожной трассой, невозможно двигаться дальше, в направлении нашего Дальнего Востока.
Фрунзе тоже отхлебнул чаю, внимательно посмотрел на меня и кивнул.
– Я все понимаю, товарищ Бережной, и полностью разделяю ваше мнение. Думаю, что когда наш корпус доберется до Астрахани, то мы там и узнаем – где мы будем нужнее – в Туркестане или Забайкалье с Восточной Сибирью. А пока нам предстоит длинная дорога, так что давайте наберемся терпения. Кажется, в вашей истории все основные события начались только в середине лета этого года?
– Да, Михаил Васильевич, – ответил я, – лето восемнадцатого года – время фактического начала Гражданской войны и время максимальных успехов врагов советской власти. Но многие из тех еще непроизошедших событий мы уже предотвратили, а многие если и произойдут, то будут не такими кровавыми и жестокими, как в нашем прошлом.
– Товарищ Бережной, – спросил Фрунзе, – вы имеете в виду мятеж Чехословацкого корпуса?
– Да, и не только его, Михаил Васильевич, – ответил я, – Собственно, и КОМУЧа никакого теперь не будет, как и других подобных «правительств», так как
