Тёсиро с удивлением выслушал недобрые речи сёгуна и его супруги об обожаемом им своем господине. Что они имели в виду, приводя поговорку «Змея кусает, даже когда она еще не больше вершка длиной»? Если они уже настолько враждебно настроены к своему сыну, каких выводов и поступков от них ждать, когда раскроются все обстоятельства заинтересовавшего их дела?! Тёсиро твердо решил взять всю вину на себя, пусть даже с риском для собственной жизни.
– Конечно же нет, мой господин, – со всей убедительностью в голосе начал он. – Тэкетиё-сама никогда не давал мне такого распоряжения! Я поймал этих воробышков по собственной инициативе. Я собирался подарить одного из них Тэкетиё-сама, а второго оставить себе.
– Вздор! Что бы ты ни говорил, я все равно считаю Тэкетиё замешанным в деле. Ты – смелый парнишка, раз посмел лукавить мне в глаза! Дай-ка мне подумать, что с тобой делать дальше?.. Решено! Принесите мне один из тех вон мешков.
Сёгун имел в виду большие, прочные кожаные мешки, напоминавшие по форме кисет для табака, в которые во время пожара или землетрясения складывали его ценности, а потом спускали в додзё или огнеупорное хранилище.
Когда принесли один из таких мешков, сёгун произнес:
– Итак, Тёсиро, если ты будешь настаивать на своем, я прикажу посадить тебя в этот мешок, откуда тебя никогда не выпустят, и никакой еды ты больше не получишь. Ты будешь и дальше настаивать на своей глупой выдумке?
– Я ничего не выдумывал, мой господин. Истина состоит в том, что я поймал воробьев по своей собственной воле. Я, и только я, повинен в моем проступке. В моем падении с крыши я вижу кару Небес. С вашей стороны тоже было бы совершенно правомерно наказать меня. Я жду вашего приговора с нетерпением.
С этими словами Тёсиро бесстрашно полез в кожаный мешок.
– Что за упрямый мальчишка! – воскликнул не на шутку разгневавшийся сёгун.
Затем с помощью своей супруги он плотно завязал мешок с мальчиком внутри и повесил его на штырь, торчавший из стены коридора. Оставив несчастного ребенка в незавидном положении, все отправились продолжать прерванный ночной отдых.
Ближе к полудню после завтрака и приведения себя в порядок после сна госпожа Эё в сопровождении двух фрейлин вышла в коридор, где все еще висел кожаный мешок с мальчиком внутри, и приказала его снять на пол. Мешок развязали и обнаружили Тёсиро, так и не выпустившего дохлых воробышков из своих рук.
– Доброе утро, ваша светлость, – поприветствовал свою госпожу мальчик, потерев глаза сжатыми кулаками.
– Изловить воробьев тебе приказал Тэкетиё, не так ли? – вкрадчивым голосом начала Эёсан, рассчитывая склонить мальчика к подтверждению ее слов.
– Нет, моя госпожа. Я сам так решил. Тэкетиё-сама к этому делу никакого касательства не имел.
– Прекрати упираться, несносный мальчишка, своим упрямством ты обрекаешь себя на вечное заточение в мешке без крошки еды. Но если ты подтвердишь то, что я считаю истиной, тебя незамедлительно освободят и накормят. А теперь потрудись сказать мне правду.
– Моя госпожа, я готов выполнить ваше указание и поведать всю правду; но я так проголодался, что мне вообще трудно говорить. Можно мне попросить у вас что-нибудь поесть? Если вы дадите мне немного мусуби, я готов сказать все, что вы пожелаете.
– Молодец, тебе сейчас же принесут порцию мусуби.
Госпожа распорядилась, и в скором времени мальчик с аппетитом поглощал принесенные рисовые колобки. Тремя или четырьмя крупными мусуби он вполне утолил свой голод.
– Благодарю вас, моя госпожа; теперь можно и побеседовать.
– Тогда жду от тебя признания, мальчуган. Не тяни кота за хвост, мне надоело ждать.
– Простите меня, моя госпожа. Я изловил этих воробышков по собственному почину. Никаких прямых или косвенных указаний от Тэкетиё-сама я не получал. В этом и состоит вся правда.
Ее светлость моментально вышла из себя и дала волю чувствам. Топнув ногой, она бросилась в покои сёгуна, чтобы расписать свой разговор с мальчиком во всех цветах и красках. Сёгун разгневался.
– Юный мерзавец! – воскликнул он, вскакивая на ноги и хватаясь за свой меч работы мастера Ёсимицу. – Я лично его зарублю. Танго Хасегава, приведи сюда Тёсиро!
Танго обнаружил виновника всех вельможных волнений сидящим в кожаном мешке, сложив ручки на коленях.
– Тёсиро, – сказал посланник сёгуна, – его светлость ужасно на тебя разозлился. Твои упорство и дерзость выходят за все мыслимые пределы терпения. Он собирается расправиться с тобой собственными руками. Готовься к немедленной смерти!
– Я вполне к ней готов, сударь.
– Мы с твоим отцом считаемся давними друзьями, – продолжил слуга с сочувствием в голосе, – если хочешь что-нибудь передать ему напоследок, я готов это сделать для тебя.
– Спасибо, сударь, но мне нечего сказать моему отцу. Ведь долг самурая заключается в том, чтобы даже ценой собственной жизни доказать преданность своему господину. Вот я умру, и тогда все поймут причину того, почему я отказывался признать истиной то, что хотелось бы моему господину сёгуну. Передайте моему отцу только то, что я бесстрашно согласился со своей судьбой, когда меня зарубил мой господин. Печалит меня только то, что заболела моя мама, и известие о моей смерти может ее убить. Жалею я единственно об этом.
– Какой по-настоящему героический настрой души! – воскликнул Танго, не в силах сдержать слез. – Твой отец может тобой гордиться, мальчуган, когда расскажу, как ты встретил свой смертный час.
Подхватив Тёсиро под руку, Танго отвел его в покои сёгуна, где тот ждал его в компании своей супруги. На входе их встретил мрачный сёгун, сжимавший рукоять своего меча. Он жестом пригласил их подойти ближе. Наш храбрый
