Во сне основание говорит с ним множеством языков, оно бормочет. И когда он, наконец, видит его в глубине плотно утрамбованной, горячей земли, то просыпается от приступа рвоты, и не сразу понимает, что он в своей постели, у себя дома, и что основание по-прежнему говорит.
…мы здесь…
…мы голодны…
По утрам, уходя на работу, он целует фотографию своей семьи. Настоящая семья давно его бросила, им стало страшно с ним жить. Он настраивает лицо, пока основание выдает ему свои секреты.
Жильцы многоквартирного дома в центре хотят знать, откуда взялась трещина, проходящая через два этажа их дома. Он измеряет ее, прикладывает ухо к стене. Слышит эхо подземных голосов, оно поднимается, распространяясь сквозь кости дома. Откладывать больше нельзя, и он спускается в подвал.
Стены там серые, в пятнах сырости, кое-где покрытые граффити. Основание говорит с ним очень громко. Сообщает ему о своем голоде и пустоте. Его голос — это монолит голосов, сухих, ломких, единых.
Он видит основание. Его взгляд проникает сквозь бетонный пол и землю под ним, туда, где кончаются сваи и залегает под ними основание.
Семья мертвецов. Подземное основание из переплетенных конечностей и тел, сжатых, спрессованных так плотно, что они стали частью архитектуры, — кости местами переломаны, чтобы не выпирали за пределы заданной формы, так что покойники вынужденно покоятся в неестественных позах, их сожженная кожа и лохмотья одежды прижаты, словно к стеклу, к боковым плоскостям траншеи, которая идет на глубине шести футов под домом, огибая его фундамент, словно бетонная опалубка, только вместо бетона в ней люди.
Основание глядит на него всеми своими глазами, люди говорят все враз.
…нам нечем дышать…
В их голосах нет паники, лишь безнадежное терпение мертвых.
…нам нечем дышать, и мы держим вас, мы едим лишь песок…
Он отвечает им совсем тихо, чтобы никто больше не услышал.
— Слушайте, — говорит он. Они смотрят на него сквозь землю. — Расскажите, — продолжает он. — Расскажите мне про эту стену. Ведь она стоит на вас. Она давит на вас. Расскажите, что это за чувство.
…тяжело, говорят они, мы едим лишь песок, но когда человеку удается, наконец, выманить мертвых из их солипсизма, те закрывают глаза, все разом, и сначала гудят без слов, а потом говорят ему: она старая, эта стена, построенная на нас, гниль разъедает ей бок, она будет распространяться, но другие стены выдержат.
Основание еще долго говорит ему про стену, и его глаза сначала на мгновение округляются, но потом он понимает — нет, то, о чем они рассказывают, случится еще не скоро, опасности нет. Если эту стену оставить в покое, она простоит еще долго, только дом станет еще безобразнее, чем он есть. Но не рухнет. Услышав это, он встает и, пятясь, отходит от основания, которое наблюдает его отход.
— Беспокоиться не о чем, — сообщает он жилищному комитету, который уже ждет его наверху. — Так, подлатайте ее, подмажьте чуть-чуть, и живите дальше.
Пригородному шопинг-моллу ничто не мешает расширяться за счет прилегающей к нему пустоши, в старинном загородном доме полностью сгнила лестница, крепеж, использованный при строительстве часовой башни, не соответствует стандартам качества, а потолок в квартире нуждается в гидроизоляции. Все это сообщает ему погребенная стена мертвых.
Каждый дом построен на них. Они — единое основание, на котором держится весь город. Каждая стена всем своим весом давит на них, у них один голос, одно лицо, одна и та же порванная одежда в давно запекшейся крови, одинаково искромсанные тела, их части одинаково заполняют просветы между туловищами — конечности и головы плотно втиснуты между торсами, раздутыми от газов и всеми своими отверстиями выделяющими песок, так что мертвецы целые и мертвецы разрубленные оказываются спаянными воедино.
Каждый дом на каждой улице. Он слушает дома, слушает основание, которое их объединяет.
Во сне он бредет по земле, в которой увязают ботинки. Без вести пропавшие, волоча ноги, беспокойно шаркают мимо него все по кругу и по кругу, но он не останавливается. Густая и липкая, точно патока, жидкость проступает сквозь пыль. Он слышит основание. Оборачивается и видит его. Оно выросло. Пробило землю. Стена из мертвых человекоблоков доходит ему почти до пояса, верх и бока у нее совсем гладкие. Они усеяны тысячами глаз и ртов, которые начинают шевелиться при его приближении, из них течет гной, лохмотьями отваливается кожа, сыплется песок.
…мы не кончаемся, мы голодны, нам жарко и одиноко…
На основании что-то уже строится.
Незначительное строительство идет все время, девелоперы реализуют небольшие проекты, люди жаждут улучшения жилищных условий. Он упорно расспрашивает основание. Если проблем нет или они небольшие, он просто идет дальше. Если проблемы есть, причем настолько серьезные, что грозят погубить все здание в самые ближайшие сроки, он сообщает об этом.
Вот уже десять лет он слушает дома. То, что ему нужно, находится не сразу.
Многоквартирный дом в несколько этажей, тридцать лет назад его построили из дрянного бетона и дешевой стали подрядчики, которые попилили с чиновниками разницу в смете. Атавизмы такого коррумпированного строительства встречаются везде. Вымирают они, как правило, постепенно: начинают заедать двери, выходят из строя лифты, но до окончательного разрушения могут пройти долгие годы. Прислушиваясь к основанию здесь, он понимает, что это другая история.
Его волнение растет. Дыхание учащается. Он бормочет, расспрашивая стену из мертвецов, требует, чтобы они сказали ему точно.
Дом построен на болоте — мертвецы чувствуют, как сырость проходит сквозь них, поднимаясь из глубины земли. Подвальные стены уже крошатся. По фундаменту сочится вода. Долго так продолжаться не может. Дом вот-вот рухнет.
— Вы уверены? — шепчет он снова, и основание смотрит на него бесчисленными, запорошенными пылью, кровоточащими глазами и говорит да. Дрожа всем телом, он поднимается на ноги и обращается к менеджеру управляющей компании, который стоит с ним рядом.
— Эти старые дома, — начинает он, — на вид страшные, да и
