Пошла в народе молва про Емелю, стали горожане на дурака королю жаловаться, что он много народу распугал, перекалечил. Король выбрал самого хитрого подьячего и приказал ему ехать и без Емели не ворочаться.
Подьячий взял разных сладостей – пряников, леденцов и орехов, – приехал в деревню, пришёл в дуракову избу и говорит:
– Здравствуй, Емелюшка, поедем со мной к королю.
А дурак с печи отвечает:
– Мне и тут тепло.
– Там, Емелюшка, ещё теплее, и даст тебе король вот все эти сласти да ещё рубашку, сапоги и шапку красные.
– Ну-к что ж, – говорит, – пожалуй, поеду. Только мне слезать с печи да одеваться лень. По щучьему веленью, по моему прошенью, вези меня, печь, в королевский дворец!
Затрещала изба, стена вывалилась – и выскочила печь с дураком на улицу. Летит печь по дороге, народ дивуется, а дурак ухватился за трубу, весь чумазый, всклоченный. Вломился дурак на печи в королевский дворец.
– Вот он я, – кричит, – давайте-ка пряника!
Король поглядел-поглядел на него. «Что, – думает, – с дурака взять. Он вовсе без смысла».
Дал ему пряник и отпустил с богом. А королевна, царская дочь, смотрит: сидит дурак посреди залы на печи, весь в золе, рваный, и большущий пряник за обе щёки уплетает. Давай королевна над дураком смеяться. А Емеля обиделся.
– Чего, – говорит, – девка, ржёшь? Вот как по щучьему веленью, по моему прошенью, выйдешь за меня замуж, так небось отучу зубы без толку скалить! Ну-ка, печь, вези меня домой: нечего мне тут делать!
С той поры затосковала королевна, ходит по дворцу, точно в воду опущенная. Делать нечего, обвенчал король дочь с Емелькой-дураком и приказал молодых в старый корабль запереть, паруса натянуть – и пустить корабль по морю, куда его ветер занесёт.
Плывёт корабль да плывёт, вот Емеля и говорит:
– Нечего мне тут делать, хочу на свою печь.
А королевна ему:
– Пожелай-ка ты лучше, Емелюшка, стать умным да красивым, а с умом и счастье у тебя в руках.
– Ну-к что ж, – говорит дурак, – по щучьему веленью, по моему прошенью, пусть я красивым да умным буду!
Только он это вымолвил, вдруг стал таким красавцем, что ни в сказке сказать, ни пером описать – настоящий королевич.
Прошла ночь, глядь – а корабль к королевскому стольному городу подходит, его назад ветром принесло.
Вот Емеля и говорит:
– По щучьему веленью, по моему прошенью, стань на море против королевских хором для нас дворец лучше королевского.
Проснулся старый король, выглянул в окно, увидал новый дворец и послал узнать: кто такой живёт в нём? Как узнал, что там живёт его дочь, в ту же минуту собрался и поехал к дочери во дворец – а на золотом крыльце встречает его дочь-королевна с мужем, добрым молодцем. Обрадовался старый король, брал дочь с зятем за белые руки, целовал в уста, и сели они за дубовые столы, за званый пир.
На том пиру и я был, мёд пил, по губам текло, а в рот не попало.Яичко
У старика со старухою была курочка-пеструшечка; снесла она под полом яичко в подполице. Положили яичко на полочку; мышка бежала, хвостиком вильнула, яичко упало и разбилось. С того горя со великого старик стал плакать, старуха – рыдать, внучка – криком кричать.
На крик пришёл пастух и спрашивает:
– О чём вы, добрые люди, плачете?
– Как же нам не плакать? Была у нас курочка-пеструшка; снесла она яичко в подполице. Положили мы яичко на полочку; мышка бежала, хвостиком вильнула, яичко упало и разбилось.
– Коли так, – говорит пастух, – и я всё стадо распущу!
Разогнал он всё стадо неведомо куда; сел у дороги и заревел. Ехал мимо купец с товаром:
– Чего, пастух, плачешь?
– Как мне не плакать? У старика со старухою была курочка-пеструшечка; снесла она яичко в подполице. Положили яичко на полочку; мышка бежала, хвостиком вильнула, яичко упало и разбилось. С того горя со великого старик стал плакать, старуха – рыдать, внучка – криком кричать, я всё стадо разогнал…
– Эко горе! – говорит купец. – Пропадай мой товар!
И раскидал весь свой товар по полю. Сел у дороги рядом с пастухом и давай плакать. Шёл мимо пономарь:
– Чего, добрые люди, плачете?
– Как нам не плакать? – говорит купец. – У старика со старухою была курочка-пеструшечка; снесла она яичко в подполице. Положили яичко на полочку; мышка бежала, хвостиком вильнула, яичко упало и разбилось. С того горя со великого старик стал плакать, старуха – рыдать, внучка – криком кричать, пастух стадо разогнал, а я весь товар раскидал.
– Батюшки! – говорит пономарь. – Побегу на колокольню – все колокола с горя побью!
Побежал пономарь на колокольню и давай со всей силы в колокола звонить; звонит-трезвонит, а сам горько плачет, слезами заливается. Сбежался со всего села народ:
– Чего ты, пономарь, в колокола бьёшь, а сам горько плачешь, слезами заливаешься?
– Как же мне, добрые люди, не плакать? У старика со старухою была курочка-пеструшечка; снесла она яичко в подполице. Положили яичко на полочку; мышка бежала, хвостиком вильнула, яичко упало и разбилось. С того горя со великого старик стал плакать, старуха – рыдать, внучка – криком кричать, пастух всё стадо разогнал, купец весь товар раскидал, а я в колокола колочу, их разбить хочу.
Пошли люди к стариковой избе, сели рядом и давай плакать-голосить. Подошла к ним курочка-пеструшечка.
– Чего, – спрашивает, – вы, добрые люди, плачете?
Отвечают ей люди со всего села:
– Как нам не плакать? Снесла ты яичко у старика со старухою в подполице. Положили яичко на полочку; мышка бежала, хвостиком вильнула, яичко упало и разбилось. С того горя со великого старик стал плакать, старуха – рыдать, внучка – криком кричать, пастух стадо разогнал, купец товар раскидал, пономарь стал колокола бить. Как же и нам не голосить?
Говорит им курочка-пеструшечка:
– Да я уж новое яичко снесла!
Перестал народ голосить, а пономарь колокола бить; купец начал товар собирать, а пастух стадо сгонять; перестала старуха рыдать, а внучка криком кричать, перестал и старик плакать; положил он новое яичко на полочку.
