Кира неплохо выспалась. Видимо, подействовала лошадиная доза успокоительного. Она даже не слышала, когда вернулся Саша. Зато уже без пятнадцати шесть, задолго до звонка будильника, проснулась и поняла, что больше спать не будет. Умылась, оделась, тихонько пробралась на кухню, занялась завтраком. Вроде бы самый обычный день. Если не считать того, что сегодня ей предстоят сначала поминки по другу-самоубийце, потом — запись на визит к психиатру. А скорее всего, и сам визит — чего тянуть?
Кира уже почти настроилась и даже в какой-то степени была внутренне готова принять диагноз. Но вот Саше пока никак не могла обо всем рассказать. Ладно, когда станет все окончательно ясно, тогда и поговорим. Кира приняла решение, и ей стало чуть легче. Она сумела вести себя так, чтобы Саша ничего не заподозрил. Съел свой завтрак и спокойно пошел на работу.
— Между прочим, здорово, когда жена провожает тебя на работу вкусным завтраком и вечером встречает ужином,— заметил он на пороге. — Может, ну ее, эту работу? Что я, не мужик? Прокормить тебя не смогу?
Говорит вроде бы в шутку, а глаза — серьезные. Беспокоится, что именно работа сделала Киру такой нервной?
— Вот рожу, и сядем вместе с младенцем на твою шею,— отшутилась она.
— Хоть каждый год рожай и сажай. Я только рад буду,— это уже прозвучало не только серьезно, но даже как-то тоскливо.
Кира не успела удержаться и вздохнула. Не желая того, Саша задел ее за живое. Моментально спохватился и теперь не знал, как все исправить.
— Кирюха, ну, что ты? — Он обнял жену и крепко прижал к себе.— Скоро у нас обязательно родится малыш. Сама еще устанешь вскакивать по ночам. Вспомнишь потом беззаботные денечки!
Слова его, убедительные, правильные, успокаивающие, звучали почему-то не слишком естественно. У Киры теперь, ко всем прочим ее страхам, связанным с деторождением, с недавних пор прибавился еще один. А нужен ли будет Саше ребенок от сумасшедшей? Но вслух она, конечно, ничего не сказала. Поцеловала Сашку, покивала, поулыбалась…
Сейчас она ехала и вспоминала давнюю историю, которую рассказала мама. В молодости она отдыхала в санатории, где-то на юге, и ее соседкой по комнате была очень милая женщина, кажется, Татьяна. Да, точно, Татьяна. Они с мамой еще долго потом переписывались. Кира помнила письма, которые приходили не то из Волгограда, не то из Владимира. У этой Татьяны был необычный почерк — витиеватый, как будто она не писала, а рисовала слова и предложения.
Так вот, жила-была Таня. И был у нее замечательный муж, с которым они за все десять лет совместной жизни ни разу даже не поссорились. Ну, прямо не о чем было спорить. И ругаться не из-за чего. Сплошная идиллия. Как сказал герой обожаемого Кирой Рязановского «Гаража», «Не жизнь, а именины сердца». Десятилетие со дня свадьбы решили отметить на горнолыжном курорте. Это вообще была очень спортивная и активная пара: и альпинизмом увлекались, и по горным рекам сплавлялись, и с парашютом прыгали, и на лыжах с гор катались.
Во время одного спуска Татьяна неудачно упала. Очень неудачно. Каким-то невозможным образом лыжная палка воткнулась ей в спину и серьезно повредила позвоночник. Врачи сказали со всей уверенностью: больше Татьяна ходить не сможет. Никогда. В одно мгновение она превратилась из красавицы-спортсменки в беспомощного инвалида.
Муж, обожаемый муж, который ни разу не повысил на жену голоса и называл не иначе как Танюшей, бросил ее через месяц. А еще через три повторно женился. Красавицы-спортсменки не такой уж дефицит.
Татьяна, кстати, вылечилась. Может, врачи сгоряча диагноз неверный поставили, а может, назло мужу. Чтобы доказать: я буду счастливей всех на свете, и ты пожалеешь, что так со мной обошелся.
Как бы то ни было, Татьяна вернулась к нормальной жизни. Даже книгу написала. Только двух вещей никогда больше не делала: на лыжи не вставала и замуж не выходила. А в целом была вполне счастлива: работала, дочь растила — через несколько лет после травмы рискнула и родила себе на радость девочку.
История эта, давно уже забытая, так и лезла в голову. А что если и Сашка… Как ни гони эти мысли, а они не оставляют в покое. Хотелось верить, что Саша, узнав о возможной душевной болезни жены, не сбежит куда подальше. Кира всегда была убеждена, что муж ее ни за что не бросит. Конечно, нельзя ни в чем быть уверенной в этом зыбком мире, но Сашке она верила, как себе.
— Приехали, говорю, — оказывается, они уже на месте. Заходя в знакомый подъезд, Кира спохватилась:
— Денис, а Элка-то придет?
— Я ей не дозвонился. Телефон отключен.
— Еще одна пропащая. Куда она, интересно, подевалась? — озадаченно проговорила Кира.
Ответила ей, как ни странно, Елена Тимофеевна. Оказывается, Элка предупредила, что не сможет прийти на поминки.
— Она дней десять назад мне сказала, что ложится в больницу.
— А что с ней такое, не знаете? — обеспокоенно спросила Кира и подумала: «Все-таки она, оказывается, болела».
— Нет, Кирочка. Но это не что-то экстренное, раз она заранее планировала. Может, обследование какое-то нужно пройти?
— А в какую больницу ложится, тоже не сказала?
— Нет, не сказала. Я спрашивала, говорю, может, приду, навещу. А она ни в какую. Не надо, говорит, ко мне приходить. У меня все есть, и вообще, мол, не люблю, когда меня в больницах навещают.
Народу на поминках было еще меньше, чем в прошлый раз. Посидели, поели, как водится, блинов, кутьи, щей, пирогов. Вспомнили Леню.
— Редеют наши ряды,— тихо сказал Денис Кире, когда они уже одевались в прихожей.
— Ты Милю имеешь в виду?
— Сначала она, теперь вот Элка.
— Ну, с Элкой все более или менее понятно. Но вот куда Миля запропастилась? Так и не знает, что с Леней случилось.
Говорили вроде бы в полголоса, но Елена Тимофеевна услышала.
— Миля? А кто это? —
