Пришел к нам старшина Золотицкого волостного правления, приказал нам собраться, что вы едете сегодня домой с ямщиками в карбасе. Тогда хозяин дома благополучно нас, Афанасия Тячкина, в карбас занес, а Степан и Мирон сами шли; Лукьяна тоже носком занесли; за все наше проживание ни с кого ничего не брали. Мы хозяина отблагодарили за неоставление ихнее при нашем несчастном положении. Тогда отправились в путь по морю до деревни Козел. Тут золотицкие ямщики благополучно нас сдали козелским, те тоже провезли нас мимо Куи до деревни Мудьюги. Мудьюгское правление тоже приказало содержателю станции нас отправить в Соломбальское волостное правление.
Благополучно завели нас в ямщиковый флигирь; мы тут узнали, что здесь есть господин исправник Архангельского земского суда Антон Степанович Русецкий. Ямщики доложили ему, что есть сего числа привезены такие-то люди, из такого-то места и с такой-то стороны. Тогда он тот же час пришел к нам и распросил, отчего и как случилося. Тогда мы ему обсказали все подлинное.
После того приказал он ямщикам отправить нас куда мы желаем, но только что советывал нам в Архангельск к своим знаемым для совету с лекарями, так как мы в это время были в весьма слабом положении; наконец того сказал, что есть в Архангельске жена Афанасия: «дожидается, скоро-ли вас привезут, а не то она уедет в Мудьюгу или далее вас искать. Поезжайте в Архангельск, застанете или нет ей, чтобы она не уехала».
Тотчас же ямщики на лошадях в роспусках нас привезли к Ненокскому третьей гильдии купцу Егору Васильевичу Суровцеву. Таковый пригласил нас в свой флигель; того дня было 22-е число. Тогда его Суровцева прислуга Авдотья Лукина Карташова известила жены Афанасия на квартиры купца Михаила Васильевича Коковина. Той же минутой таковая к нам пришла. Вслед за ней Михайло Коковин послал лошадь с кучером, чтобы привезти Афанасия от Суровцева. Афанасий был привезен к Коковину, но на другой день 23-го числа Афанасия перевез к себе крестный отец, купец Иван Михайлович Коковин на квартиру и пригласил для его лекаря портового Ефима Яковлевича господина Серикова для присмотра за слабым здоровьем и выписки из аптеки необходимых требуемых лекарств. А Евгений Васильевич Суровцев для Кологриева, Тячкина и Лгалова тоже пригласил лекаря господина Стерня.
Лукьян Лгалов 25-го числа сего месяца помер.
Жили мы с 22-го мая по 10-е июня. Из домов приехали за нами и увезли нас в Неноксу. Только что весьма было долгое время не могли излечить на себе ран от простуды, отчего и в настоящее время в ногах ломотою в костях предвозвещают ненастную и сырую, мокрую погоду, в чем и удостоверяем своим подписом.
Афанасий Тячкин.К этому присовокупляю, что по приезду домой я узнал от своих домашних, что по нас был совершен заочный отпев и несколько раз отслужены были панихиды. С того времени звали нас «отпетыми».
Чтение этих листков произвело особенное впечатление на ребят, и вместе с облегченными вздохами послышалось:
— Все же спаслись!
— Один-то пропал!
— Хошь бы сразу.
И Помор заметил:
— Одны спаслис, други погинули. Это уж што на нашем деле! Одна могила — мокрая! Да все равно. Только жонки на глядне вопят. Это смотреть не переносно.
Московка обратилась к деду:
— Ну, дедушко, развесели нас какой-ле сказочкой!
— Не стану сказывать! Ешьчо на поганом слове помрешь! Надо о смерти думать! Это тебе хлебы, што списываеш?
— Хлебы!
— Ну, естьли хлебы, я тебе лучша про Олександра Македонского расскажу. Олександра Македонского знаш? Слыхала? Это как он архиреем был, ковда ешьчо пророк Илья патриархом был?
Ко всему привыкла Московка, но тут и она ошеломилась. Однако с привычным интересом она готовилась уже записывать про Олександра Македонского, как две девочки пристали к деду:
— Дедушко! Сказочку! Любую!
Дед погладил их по головам и весь обмяк:
— Вот таки-жа внучки у меня! Ну, ладно уж, знаю вашу любую!
Девочки зашептали, как бы подсказывая вперед, а дед говорил.
46. Жерновца
Живало-бывало кот, дрозд да петушок. Кот да дрозд дрова рубили, а петушок домовичал — на печном ето деле.
Были у него жерновца знаменисты: как вернешь — вылетит пирожок да каши горшок.
Царьсво было близко. Царю антиресно, чем они кормятця, како у їх пепелишшо? Ему говорят: ни горшка, ни ложки, ницего у їх нет.
— Хто же у їх мелит?
— Не знам, не петух-ли?
И послал царь слугу все разузнать. Царской слуга вернулся и рассказал.
— Дейсвительно, пишша хороша, у їх есь способие хорошее — жерновца: петух как вернет, дак вылетит пирожок да каши горшок.
Царь говорит слуги:
— Поди, принеси эти жерновца.
— Они без їх пропадут.
— Пропадут, так и што!
Пошел слуга за жерновцами. Петух на голову клюет:
— Мы замрем без їх.
Слуга все-ж унес жерновца. Царь доволен: вертит, да ес.
Петух налетел, царя стал в голову долбить.
— Царь, отдай мої жерновца!
Тот крыцыт:
— Да што вы не можете унеть? Снесите к коням петуха: они его стопчют.
Снесли петуха на конюшой двор, а петушок в шшелину ушел.
У государя залив воды был. Вот петух стал к воды задом и заприговаривал.
— Жопа пей. Жопа выпей все.
Жопа и выпила все.
И петух опять налетел к царю:
— Царь, отдай мої жерновца.
— Да што это? Бросьте его в огонь!
Схватили петуха, огонь развели, бросили в огонь.
А петух:
— Жопа лей, жопа лей, жопа лей, жопа вылей все.
И залил огонь. Опеть к царю. Налетел — їсь не дает, орет:
— Царь, отдай мої жерновца!
— Да што вы осилить его не можете? Отрубите голову, изжарьте, дак я съїм этого мерзавца.
Вот изжарили петуха и царю подали. Он голову съїл и пошел на двор. Петух орет:
— Кукареку! Из жопы еду!
Царь вопит:
— Отрубите голову!
Стали рубить голову, и царю жопу отрубили.
Позабавились, а тут и уха поспела. Александра с Андиги принесла свежей рыбки для сказочников. Помор вынул кусок колбасы, а дед значительно сказал:
— Думаю, в калбас не все свинину кладут. Думат и пропасть кладут!
В это время Скоморох ударил себя по лбу и убил овода:
— Птички-синички, дак, пожалуйста, живите, а што этот вредной элемент… дак его бить надо! — А вот, Московка, отгони загадку! Я теперь загону загадку таку, што помуциссе. Ты нам затонула сегодня, ну-ка, как твой котел поварит? «По полу шшуп, по лавки шшуп, дошшупался до правды — правда мохната, на середке дыра». Ну-ка?
Московка смущенно молчала.
Все наслаждались ее молчанием, пока молодка, сидевшая тут же,
