Покрутились, вроде нормальная полянка, дальше ординарец выпустил вниз осветительную ракету, у нас с десяток в запасе их было, используем мы их, конечно, неправильно, но поляну подсветила та отлично, так что я снизился, убрав скорость до минимума, мягко коснулся поверхности и, дав изрядного козла, и ещё раз закозлив, всё же благополучно прокатился по поляне, миновав место, где ярко горела ракета. К счастью, пожара не случилось. Да и выскочивший из самолёта давно терпевший Бабочкин, добежав, погасил её пионерским способом. Я же, заглушив хорошо поработавший двигатель, откинулся на спинку, пытаясь прийти в себя. Весь выложился в этом полёте. Не думал, что это так тяжело. Ха, и летели без парашютов, даже не вспомнили про них.
Дальше, напрягаясь, мы развернули самолёт и, буксируя его за хвост, убрали под прикрытие ветвей на опушке. На этом мы попадали кто где. Но Лосев всё же нас растолкал, и мы стали частично разгружать самолёт. У ординарца и плащ-палатка трофейная сохранилась, тот поставил её по-быстрому, пока Бабочкин резал траву для лежанки, накрыли её шинелью – и спальное место готово. На этом всё, мы с ординарцем устроились на ней и почти сразу уснули, а боец остался бодрствовать, четыре часа на часах, потом смена. Даже я буду участвовать, но следующим, а под утро Лосев, ему ещё и завтрак готовить.
Утром, когда солнце уже взошло, ординарец объявил побудку. Потянувшись так, чуть не сковырнул полог плащ-палатки, я посмотрел на часы, подзавел их и растолкал Бабочкина, которой просыпался совсем тяжело. Лосев нам выспаться чуть больше дал. Девятый час, хотя я приказал поднимать нас в восемь утра. Непорядок. Указав на это Лосеву, на что тот, оправдываясь, пояснил, что поднял нас, как только завтрак был готов, два котелка бурлили на костре, тот снимал их и уже вешал третий, явно воду кипятил для чая.
– Тут ручей рядом. Не пришлось наши запасы воды трогать, я и фляги все заполнил свежей водой, – пояснил ординарец и, выдав нам полотенца – его личное сушилось на ветке, пояснил, где находится ручей и как его найти.
Немного непонятно, как тот сам его нашёл, но родник был небольшим, а вода такая холодная, что ломило зубы – напился, когда закончил умываться. Вернувшись в лагерь, мы приступили к завтраку, причём Лосев нам ещё выдал и по лепёшке, горячей и хрустящей. Осмотрев характерные оттиски с обеих сторон, я понимающе кивнул:
– На пехотных лопатках пёк?
– Так точно. У нас же их две, моя и Семёна, – кивнул тот. – Муки двухкилограммовый мешочек я отсыпал, замесил на воде, посолил и подсластил, и готово. Неплохие лепёшки получились, на мой взгляд.
– Это точно, – принимаясь за гороховую похлёбку, согласился я. – Отличная замена хлебу.
– Я ещё шесть лепёшек напёк, на сегодня хватит, потом ещё замешу тесто.
Про такой способ походной готовки я был в курсе, более того, в период моей срочной службы в одной из танковых частей Российской Федерации, я сам во время боевых действий так готовил, но ничего об этом бойцам не сообщал. Лосев или сам додумал, или слышал где, воспользовался чужим опытом. Удачно, между прочим, лепёшки вышли отличными, так и хрустели, и под гороховую похлёбку шли на ура. А то, что осталось, мы полили сгущённым молоком – тоже трофей, у немцев добыли, но банка советская была. Вот с чаем и попили, подсластились.
Дальше я решил так, Лосев останется в лагере, эту полянку и стоянку самолёта будем использовать как временную базу, а сами прогуляемся до опушки и осмотрим дорогу. Это в Белоруссии сейчас такого шороху навели, что все силы брошены на поиск беглецов, а тут тишь да благодать. Нам нужна трофейная форма, в идеале фельджандармов, карта окрестностей с метками ближайших частей, да и «языка» взять хотелось бы, сведений свежих получить по местным делам. Очень надо, на это и шли. Так что после обеда сидора за спины, автоматы на боку висят, я взял ППД, а Бабочкин МП, сухпай в сидорах, так что попрыгали, проверяя, не звенит ли что, и энергичным шагом двинули в сторону опушки. Где находилась нужная сторона поближе к Ровно, я определился по компасу. Да и солнце помогало. Не факт, что мы к вечеру вернёмся, ординарец был в курсе нашей возможной задержки. Крайний срок – два дня, когда он может начать беспокоиться. Поэтому и продовольствия мы взяли на два дня. Всего его в запасах было на шесть дней на всю нашу группу.
Шли долго, уже давно перевалило за обеденное время. Мы остановились перекусить, после чего двинули дальше, когда ближе к двум часам дня идущий впереди Бабочкин остановился, поправляя автомат, и сказал:
– Никак просвет впереди.
По моим прикидкам, уже должна была появиться опушка, так что я особо не удивился его высказыванию, и мы, взяв оружие наизготовку, разделились и, двигаясь метрах в десяти друг от друга, направились вперёд. Это оказалась не опушка, а лесная дорога. Осмотревшись, мы вышли на неё и осмотрели дорогу. Пусто, вокруг было тихо и никого.
– Трактор или танк? – уточил Бабочкин, указывая на застаревшие следы гусениц.
– Танк. Причём немецкий. Средний, – мельком глянув на дорогу, я снял фуражку и стал платком вытирать лоб и затылок – жарко. – Интересно, чего ему в глубине леса делать? Обратно-то не вернулся.
– А как вы поняли? – заинтересовался боец.
– По следам. Смотри на рисунок гусениц, – присев, я показал, как определять, куда танк направлялся. Это было несложно, и тот быстро усвоил эту нехитрую науку.
Я же, закончив небольшой урок, сказал:
– Беспокоит меня этот танк. Что это, пост организован в лесу, или ещё что? Стоит ли этого опасаться? Давай прогуляемся по следам, посмотрим. Немцы в леса обычно не суются, тут чуть ли не каждый куст стреляет, поэтому их появление меня и беспокоит.
Мы снова стали углубляться в лес, следуя рядом с дорогой, идти по ней я не идиот. Уже метров через триста я почувствовал запах гари, Бабочкин тоже уловил. Так могла пахнуть только горелая техника. Так и оказалось, на этой же дороге стоял танк, «четвёрка». Сгоревшая, с открытыми люками.
– Наши, видимо, танк отбили, повоевали, загнали и сожгли. А то, что не рванул тот, так боекомплекта
