Пока я вспоминаю, кто это такой наглый и бесцеремонный, успеваю снова заснуть. Мне снится, что я еду верхом на радужном пони, у которого еще забавные стрекозиные крылышки и большие синие глаза. Он несет меня в небо, к радуге, очень смешно перебирая в воздухе копытами…
А потом сбрасывает в ледяную воду.
Просыпаюсь я, естественно, моментально. И моментально же вспоминаю, кто это — наглый и бесцеремонный. И еще много чего вспоминаю, в основном нецензурное.
— Доброе утро, ваше высочество, — невозмутимо повторяет Габриэль, стоя у двери купальни и внимательно оглядывая меня, мокрую, злую и невыспавшуюся.
— Доброе?! — ахаю я. — А ну верни меня обратно в кровать! Немедленно!
— Госпожа, позвольте вам напомнить, — спокойно отзывается Габриэль, — что меня вызывал отец вашей сестры, который не хотел, чтобы его дочь прогуливала школу. А сейчас вы опаздываете. Вам сегодня нужно быть на час раньше, так что поторопитесь. Я пришлю вашу камеристку.
— Но я спать хочу!
Габриэль бросает на меня красноречивый взгляд: «Не мои проблемы». Поворачивается к двери…
— Да, и, ваше высочество, если вы в следующий раз захотите куда-то сходить одни, просто скажите мне об этом. Совсем необязательно окружать весь дом волшебной схемой.
— Что? А-а-а. — Я тут же вспоминаю вчерашнее свидание с Дамианом, поцелуй… Настроение, и так нерадостное, падает ниже плинтуса. — И что? Ты так сразу и послушаешься?
— Нет, госпожа. Я просто стану невидимым, чтобы вас не беспокоить. И тогда мне, полагаю, не придется тратить время на то, чтобы найти в этой схеме лазейку.
«Зримо и незримо быть с вами…» — вспоминаю я. То есть у моего вчерашнего позора еще и свидетель был?
М-да, а казалось бы, что еще сильнее может испортить мне настроение?
— И ты вчера все время был рядом?
— Конечно, ваше высочество. Я же обязан вас охранять.
— Габриэль, выйди. И закрой за собой дверь.
— Как скажете, ваше высочество.
А ведь предполагалось, что Дамиан настолько хороший демонолог, что с обычным охранным духом (как он сам вчера сказал) справится легко и просто.
Прекрасно. То есть еще и этот охранный дух тоже знает, что Дамиан мне вчера вскружил голову, а потом картинно бросил. Что? Нет? Не бросил? А как еще это называется?
— Фелиция?
Моя камеристка, хлопочущая с водой в ванной, отвлекается и поднимает взгляд.
— Ваше высочество?
— Вот скажи, как назвать парня, который сначала обещает тебе достать звезду с неба, в смысле, говорит, что ты потрясающая и замечательная, а потом целует, и выясняется, что он тебя не любит.
— Подлец! — тут же отвечает камеристка.
Киваю.
— Вот и я так думаю.
— Ваше высочество? А зачем же он тогда вас поцеловал?
— Действительно, — бормочу я, не замечая, что камеристка включила кипяток на полную мощность. Впрочем, я сижу в такой ледяной воде, что не скоро это замечу. — Зачем?
— Ваше высочество, вы о лорде Дамиане? — Камеристка торопливо перекрывает кран и выливает в ванну чуть не весь флакончик пены. Апельсиновой. К концу мытья я буду благоухать, как здоровенный апельсин и, быть может, стану оранжевой. В крапинку. Зеленую. Как недозревший апельсин. Самое оно — идти в школу и писать контрольные.
— Ага, о нем.
Камеристка смотрит на меня, хлопает ресницами и вытягивает губы как в звуке «о». А потом на одном дыхании выпаливает:
— Он хотел отомстить брату. Точно вам говорю, ваше высочество. Об этом все королевство шепчется.
— Да? — Пены так много, что она грозит поглотить меня с головой. — И о чем еще шепчется ваше королевство?
Мою камеристку (которая пока несостоявшаяся Золушка) только спроси — она вывалит кучу информации и не закроет рот, пока всю ее до меня не донесет. Раза два, а то и три — для лучшей усвояемости.
Оказывается, Дамиан всегда мечтал насолить Ромиону (ну, это ни для кого не новость) и все бы сделал, чтобы свадьба наследника расстроилась. И когда он появился в моем доме, все — от поваренка до домоправительницы — поняли, что это не к добру. Не дело незамужней девушке приглашать к себе постороннего мужчину. А уж сбегать с ним на свидание, одной — это вообще ужас-ужас!
— Бедный принц Ромион! — восклицает камеристка, натирая меня ароматическим маслом. Уже третий раз. И с особым удовольствием проходясь по перепончатым пальцам, которые каждый раз простреливает от боли. — Теперь ему достанется обесчещенная невеста!
— Могу не доставаться, — бурчу я, незаметно убирая флакончик с маслом из-под руки камеристки. — И почему обесчещенная-то?
— Но он же вас поцеловал!
— И что?
Камеристка смотрит на меня, и в ее глазах крупными буквами читается: «Ужас-ужас!!!» С тремя восклицательными знаками.
— Но вы же теперь не будете больше благоволить к лорду Дамиану? Да? Правда, ваше высочество? — и заглядывает мне в глаза.
— Э-э-э… Ну… Нет, — задумчиво отвечаю я. А что? Подлец — думать надо было, кого целует и что для меня это значит.
— Прекрасно! — улыбается камеристка. — Я ему так и сказала, когда он на рассвете пришел и вас спрашивал.
— Пришел? Дамиан приходил?
— Да, ваше высочество, почти сразу как вы вернулись. Но мы ему ничего не сказали! Только булочками с маком накормили, свежими, повариха очень настаивала. «Какой-то ты бледный, — сказал она ему, — не иначе заболел». А я бы сказала, что не бледный, а заторможенный. Он точно вас только поцеловал? Да? Странно. И еще грустный очень был. Оставил целый мешок мармелада, сказал, что для вас. Но мы тот мармелад выбросили, потому как вдруг там приворотное зелье? Еще просил передать, что ему очень жаль. И все. В смысле, все, больше ничего не просил.
— Ясно, — выдыхаю я, пытаясь уложить все это в голове. Когда слова обрушиваются на тебя со скоростью пулемета, понять и осмыслить их одновременно — задача непосильная.
— Ваше высочество, — добивает меня камеристка, — а раз вы к лорду Дамиану больше не благоволите, то вы не расстроитесь, если, ну, когда он еще придет, я его…
