Вопрос был совсем неожиданным для Алексея. Вытирая краем рукава пот, выступивший на лбу мелкими каплями, не то от вопроса хозяина, не то от спиртного, Речкин едва выдавил невнятно:
– Так они же союзники наши… По договоренности, видимо, и летают…
– Какие, к чертям проклятым, договоренности! – вдруг резко повысил тон Захар Фролович, но, спохватившись, воровато поглядел по сторонам, будто в помещении был кто-то еще, кто мог подслушать, и снова зашептал, непроизвольно оплевывая ухо Алексею: – Какие договоренности! Были б договоренности – сразу б в газетах написали, а там что? Что в них? Тишь да гладь!
Тесть вновь вскочил из-за стола, проследовал к окну и извлек из-за занавески увесистую стопку газет.
– За последний месяц… – ткнул он пальцем в газеты, бросив их на стол под самый нос зятя. – Вообще ничего не сказано про полеты! Будто и не летают! Кажется будто нам всем!
– Ну, может, в других газетах что есть об этом… – снова терялся Речкин.
– Да нет других, вот они – все! – махал возбужденно руками Захар Фролович. – До единой! «Комсомольская правда», «Большевик Заполярья», «Красная звезда», «Рыбак Заполярья» и все-все другие молчат об этом!
Даже сквозь хмельной туман Речкин обеспокоился столь нездоровым интересом тестя к поднятому вопросу. Последние несколько лет складировать дома газеты было делом опасным, как бы не вышло чего дурного… Осторожные люди газеты старались уничтожить сразу после прочтения, чтоб у посторонних не возник вопрос – с какой целью в этом доме берегут газеты, уж не задумали ли чего?
– Захар Фролович, – осторожно проговорил Алексей, вновь наполняя стопки, – вы бы их выбросили от греха подальше!
– Аааа… – махнул рукой тот в ответ, – не боись за меня, молодежь! Кому не надо на глаза не попадут!
Выпили.
– Но ведь неспроста все! – не унимался тесть. – Ты сам вспомни! Все тут в немцах было усеяно совсем недавно, в интернациональном клубе только их гимны и играли поганые! И «шпреханье» ихнее по всему проспекту стояло! Всюду тут с фотоаппаратами шлындали! В «Арктику» вообще не пробиться было! Своим же отказывали, чтоб нацистов этих ублажить, будь они неладны! А в порту? В моем порту, где я ужо второй десяток лет работаю, – так это совсем уму непостижимо! Стоит наш сторожевик, а рядом ихний лайнер! И наши матросы с ними сигаретки раскуривают!
– Захар Фролович, – вновь пытался успокоить разошедшегося не на шутку тестя Алексей, – по-моему, вы перегибаете палку! Германия – наш союзник. А то, что они разгуливали здесь да фотографировались, – так это их дело. Туристам разве запретишь? И не выгонять же наши боевые корабли, раз их лайнер в док встал! У нас не только немцы, но и англичане, и американцы бывали… Да вы лучше меня знаете! Что же нам – не пускать к себе никого, от всего мира отгородиться?
Захар Фролович тяжело вздохнул и медленно поднялся с табурета.
– Курить будешь? – впервые за несколько минут спокойно, но во весь голос спросил он. Лицо тестя было до глубины опечалено, его седые брови разъехались в стороны домиком.
Алексей кивнул и, скрипнув ножками табурета по полу, проследовал за тестем к окну. Захар Фролович отодвинул занавеску и, клацнув щеколдой, широко раскрыл форточку.
Речкин извлек овальную папиросу из протянутой тестем серо-желтой пачки «Красной звезды» и смял пятку непослушными от выпитого пальцами. Оба задымили.
Табак был слегка крепковат и пощипывал горло, но все же приятнее, чем распространенный среди бойцов-пограничников «Огонек». Эти папиросы пользовались большой популярностью среди срочников из-за своей дешевизны.
Речкин курил редко. Обычно не брезговал он табаком во время застолий или дежурств. Алексей, как и большинство деревенских мальчишек, начал баловаться папиросами с довольно раннего возраста, но так к ним и не пристрастился.
– Ты мне тут про палку говоришь… – придвинул к зятю массивную медную пепельницу Захар Фролович. Стоя у окна, он говорил совсем тихо, но с прежним напором. – А что мне ее гнуть? Гни – не гни, а она о двух концах! Возьми ее в руку, и все ясно! Та сторона, за которую держишь, – начало, а другая – конец! Но вот возьми с другой стороны – так и меняется все… Так же и расклад тот, что немцы вроде как союзники наши, друзья иначе… И договор есть о ненападении, все так… Но если по-иному на все взглянуть? Англичане им тоже союзники были. И что в итоге? Германцы же на них и напали! Вот тебе, Лешенька, и весь расклад! А самолеты их? С октября того года то и дело над городом шныряют! Как у себя дома! А чего шныряют, спрашивается? Уж явно не просто так керосин жгут! Да, думаю, и у вас там не меньше бывают!
Речкин промолчал, опустив в пол глаза и стряхнув указательным пальцем нависший на папиросе косым столбиком пепел.
– Молчишь? – пытливо сверлил взглядом Алексея тесть. – Оно и понятно! Работа такая! Ну и хай с тобой! Молчи!
Конечно, летали… Часто, низко и нагло. Поначалу все молчали, словно и не видели очевидного. Потом начальство стало ссылаться на учения, в которых почему-то участвовали только немецкие самолеты, а когда тайное, как ему и суждено, стало явным, пригрозило наказанием за паникерство и распространение слухов. Проще говоря, пограничникам было строго-настрого наказано немецкие самолеты игнорировать и никому о них не рассказывать. Но то, свидетелем чего стал Алексей в последние дни перед отпуском, было, видимо, выше терпения и самого высокого начальства. Так, еще 17 июня немецкий «Юнкерс», пролетев над Рыбачьим и Средним, а после направившись на Мурманск, едва ушел от погони. Два истребителя было брошено на перехват нарушителя. В тот же день еще один «Ju-88» был обстрелян нашими зенитчиками над полуостровом Рыбачий. А в день отъезда Речкина с семьей в отпуск с заставы еще два немецких самолета, а именно «He-111» и «Bf-110», совершив петлю над все тем же Рыбачьим, пролетели вдоль всего участка границы 100-го погранотряда, в котором служил Алексей. Речкин отчетливо рассмотрел кресты на их фюзеляжах, когда те проносились прямо у него над головой. После эти двое несколько раз заходили на круг над высотой Угловая – одним из важнейших оборонительных пунктов, где активно возводились железобетонные ДОТы для прикрытия границы. Поднятый для их перехвата советский истребитель «Н-153» еле уклонился от воздушного боя с целым авиазвеном «Bf-109», которое неожиданно появилось из-за облаков и, по-видимому, прикрывало разведчиков. И то была лишь капля в море, лишь очень малая часть того, что происходило в небе над границей на глазах у Алексея за последние недели.
Ему было что сказать… Было… Но он молчал. Молчал, потому что, в силу своей профессии,
