отложи или пусти в дело. И если сейчас он очень богат, то в советское время был просто богат; откуда тогда брались деньги – понять нельзя, но, так или иначе, он был побогаче Машиного мужа Митричека, хотя тот, как вы знаете, был весьма состоятельным человеком.
Они были знакомы, были людьми одного круга. Вообще, надо сказать, Ленчика тянуло к художественной среде, он именно там любил тратить деньги. По этой причине и художественная среда отвечала ему взаимностью. Он был непременным завсегдатаем вернисажей, театральных премьер и эстрадных концертов. Кажется, не было ни одного места, куда он не мог бы попасть. Его можно было встретить случайно в любом творческом доме Москвы: Доме кино, Доме архитектора, Доме композитора, не говоря уже о Доме актера. Также случайно вы могли встретить его в любом доме отдыха или санатории – в санатории «Актер», например, в Сочи, или в доме отдыха Союза писателей в Коктебеле, или работников телевидения – в Юрмале – да черт знает, где! – всюду вы могли встретить Ленчика. Приедешь, бывало, куда-нибудь подальше, в какой-нибудь Мисхор, где-нибудь в апреле или в мае, надеешься уединиться хоть на время, сбежать из московской сутолоки, от телефонных звонков; думаешь – во я забрался! Никого не встречу тут, не сезон, – наутро выходишь на пляж, на нем – никого… кроме… присматриваешься… кроме Ленчика в окружении двух-трех щебечущих девушек.
Странно, но, оказывается, можно и сейчас о ком-то сказать: известный московский богач и повеса, как в девятнадцатом веке. Есть даже кое-какие общие черты; наличие богатства и влияния эти черты диктует само. Хотя любая карикатура, хоть и хочет быть похожа на портрет, все равно остается карикатурой. Наши богачи где-то слышали или видели в кино, как ведут себя другие богачи, поэтому они знают, как надо. Может, они даже читали в школе о том, как жило прежде русское дворянство. Хотя насчет «читали» я, наверное, погорячился. С.П.Капица рассказывал, что его внук на вопрос «Какие книжки ты читаешь?» – ответил очень интересно. Он сказал: «Я книжек не читаю, я хочу стать миллионером». Но так или иначе они думают, что знают, как должен жить новый барин и что у него должно быть, чтоб «как у людей». Поэтому Канны и Лазурный берег не только для графьев и князьев, бежавших от революции. Ни фига! Он теперь освоен и нашей братвой! У тех выезд лошадей – у наших парк автомобилей; у тех челядь и крепостные – и у наших есть; крепостные девки? – пожалуйста, сколько угодно; те – в близком знакомстве или даже родстве с правящими Россией фамилиями, и наши – не хуже, даже вместе дела делают; те играли в карты – и наши в казино; у тех – фехтование и дуэльные пистолеты, а мы что? Хуже их, что ли? – У нас тоже разборки с «Калашниковым», а что до этой самой «чести», то у нас тоже есть, кому ее защитить: вон сзади Коля идет, посмотри на его плечи и успокойся, а рядом – Рифат, очень, между прочим, неплохо стреляет и на дуэли – любого уложит.
Ну, что там еще осталось: дворцы, особняки, поместья? – тьфу! Тоже мне – проблема… Вон тут недавно проезжал, вижу табличка: Дом Нащокина, Пушкин, мол, тут останавливался. Господи, а я-то думал… Пу-у- шкин! Да хибара убогая! Государством – написано – охраняется. Вот так и охраняется, какое государство… Лачуга! Внизу какой-то занюханный бар-ресторан. Фу, – смотреть стыдно, не то что жить! Нащо-о-кин! Поглядел бы этот князь на дачу любого работника Газпрома – то-то подивился бы!
А если про Пушкина, раз уж мы о нем вспомнили, то и те считали его недурным поэтом, да и мы не против, не читали, правда, но слышали, что он – наша гордость, вон и памятник ему тут неподалеку от этого дома Нащокина. Пусть стоит… пока… Будут лишние деньги – куплю и на даче у себя поставлю. Так что мы тоже не лаптем щи хлебаем! Кое-что можем!..
В общем, нынешний барин не имеет только одного – родословной. У тех – дворянские корни, идущие аж от Рюриковичей, у наших – похуже, где ни копни под их генеалогическим древом, всюду упираешься в одно: мать – КПСС, отец – КГБ; дедушка – НКВД, бабушка – ВКП(б); прадедушка – ОГПУ, прабабушка – ВЧК; прапрабабушка по материн–ской линии – РСДРП, и так далее и так далее – ну, куда ни кинь, – все клин, отовсюду торчат волосатые уши предков. Да, еще младшая ветвь – ВЛКСМ, оттуда много бизнесменов пошло. И как они ни рыщут по своим родословным в поисках голубой крови (а сейчас это не только уже можно, но и модно, и престижно), анализ их крови на цвет неизменно дает отрицательный результат, а толстые кисти рук и носы – картошкой на мясистых мордах выдают в них трактирных половых, наконец-то взявших власть в свои руки. Теневую власть, что предпочтительнее, потому что лучше быть несколько в стороне, но влиять; вполне достаточно быть, скажем, помощником депутата. Так – теперь. Почти так было и тогда, в описываемое время.
Вот одним из таких «теневиков» и был Леонид Семенович, и поскольку он всегда был везде, то с ним невозможно было быть незнакомым Это был легкий, подвижный, элегантный человек, сыпавший шутками и всегда новыми анекдотами. Он выглядел одинаково и в сорок, и в пятьдесят, и в шестьдесят лет. Горные лыжи – его любимый вид отдыха, и он круглый год имеет красивый стабильный загар человека, который зимой всегда может прибавить цвета на лице, скажем, в Швейцарских Альпах или на Французской Ривьере. Ленчик всегда дарит друзьям одно и то же: рубашки от Армани, галстуки от Диора и одеколон «Фаренгейт», словно у него там где-то склад этих вещей. Невредный, щедрый, обаятельный, он, словно по Гоголю, – господин, «приятный во всех отношениях», и (по Гоголю же) – «большой аматёр» по части жен–ских прелестей.
То есть я хочу сказать, что он всегда был в этой области большим ценителем и даже в некотором смысле гурманом. Нередко в какой-нибудь мужской компании, а иногда не стесняясь и присутствия женщин, Ленчик с тонкой улыбкой произносил свой любимый афоризм, мечтательно щуря свои голубенькие глазки и почти облизываясь: «Нет ничего лучше балерины,
И, что удивительно, такой чисто гастрономиче–ский подход к женщине сами женщины находили весьма забавным и милым, они охотно разделяли его общество и, более того, тянулись к нему, как к человеку легкому и даже легкомысленному. Любимая маска Леона – легкомыслие – оказалась большим дефицитом и очень даже притягательной штучкой. Ни к чему не обязывающая связь, сопровождаемая красивым ухаживанием, дорогими подарками, ресторанами, поездками к морю; без всяких там тяжелых мелодрам, без выяснения отношений – ну, что может быть лучше! – и девушки легкими бабочками слетались на пламя камина у Леона на даче.
И вот, даже этот пресыщенный гурман, этот избалованный женоман, этот дегустатор любовных деликатесов, испробовавший в этой области почти все, – однажды попался. Он, знавший женские хитрости, как никто, раскусивший Марусю с первого взгляда и мгновенно оценивший ее по своей шкале ценностей высшим баллом (как раз в смысле притаившегося греха или «слегка подпорченного банана»), – ничего тем не менее не смог поделать и влюбился безнадежно и смешно, как подросток в период полового созревания. И все, вроде, понимал, и купить его фразами типа «Я как будто вина попила» было нельзя, и Машино изощренное кокетство видел, и что она от него теряет голову – не верил, а все равно – пропал… Пропал, когда, смеясь и балагуря, получил, словно выстрел в упор – крупную слезу на неподвижном лице и короткую фразу, сказанную трагическим полушепотом, – «как жаль…», фразу, за которой стояла бездна и не стояло ничего… – «Чего жаль?» – побежал он тогда за ней и… пропал, пропал на много месяцев, пока сам не устал быть больным и зависимым. Леонид Семенович
– Так ведь я замужем, – напомнила она ему тогда, – успокойтесь, Леонид Семенович, вокруг вас так много красивых девушек, которые сочли бы за счастье, – и т.д. – все, что в таких случаях говорят, когда хотят смягчить отказ.
Целых полгода Ленчик был занудой и тяжелым ипохондриком, но потом все-таки поправился. Вот что делала Маруся с некоторыми людьми! А они-то были поглавнее, покрепче, чем какой-то там Костя Корнеев, лань недорезанная, вообразившая себе, что она – пантера. Кот, обычный блудливый кот, а никакая не пантера! Ишь, моль голубоглазая, граф Монте-Кристо из Перхушкова, мститель наш неуловимый, да куда тебе с ней тягаться! Отольются этой кошке
