— Огромным, — пошутил Коля.
— Скажите, молодой человек, вот вы лично знакомы с господином Молотовым? Вам приходилось беседовать с ним с глазу на глаз?
— Знаком, — подтвердил Коля и не соврал. — Беседовать приходилось, — заметив, что у маршала увеличились глаза, Коля поспешил успокоить старика на свой счет: — Но мы обсуждали только служебные вопросы.
Для себя Маннергейм решил, что Тиму Неминен, майор Осипов или как там его еще — невероятно хитрый и ловкий большевистский агент, имеющий огромный опыт нелегальной работы и звание в разведке не ниже генеральского. Человек, способный прекратить войну, талантливее того, кто умеет ее развязать, поэтому в глазах Маннергейма Коля Осипов встал в один ряд с Черчиллем.
В лагерь «ZF-18» Коля приехал на четвертый день после своего представления маршалу Маннергейму в новом качестве. За предыдущие три дня он уже успел осмотреть пять лагерей, которые находились в радиусе ста километров от Миккели. Капитан НКВД, новый начальник лагеря, ждал его прибытия для принятия решения по заключенным. Лагерь был непростой. В нем содержались немецкие солдаты и офицеры, немалая часть из них — еще с тридцать девятого года.
Задача майора Осипова казалась ничуть не трудной — поставить свою подпись на акте об интернировании. Как ни крути, а в лагере содержались военнослужащие враждебной армии. Рассусоливать с ними не следовало. Всех, кого можно было освободить, уже отобрали активисты комитета «Свободная Германия», их личные дела были отложены в сторону от остальных. Коле нужно было только ознакомиться с этими делами, которых, слава богу, было немного, утвердить представленный список и подписать сам акт. Всей работы максимум на два часа, а потом его приезда ждали еще более тридцати лагерей.
— Товарищ майор, — поделился с ним сомнением новый комендант лагеря. — Тут у меня есть один очень интересный арестованный.
— Чем он так интересен? Особенный, что ли?
— Понимаете, товарищ майор, я не знаю, что с ним делать. С активистами из «Свободной Германии» он отказался даже разговаривать, а интернировать его мы формально не можем.
— Почему?
— Видите ли, товарищ майор, у меня есть приказ об интернировании солдат и офицеров, содержащихся в этом лагере. А у нас в НКВД знаете какая строгость с выполнением приказов! Чуть где не соблюл, чуть где хоть на запятую ошибся — уже сам загремел.
— Я не понял, какие сложности с этим вашим заключенным? Он что, поляк? Француз? Англичанин?
— Нет.
— Финн?
— Нет, товарищ майор, он — немец.
— Гражданский? Если гражданский, то отпускайте его на все четыре стороны и не морочьте голову ни мне, ни себе.
— В том-то и дело, что он военный.
— Если эсэсовец, то к стенке его, и вся недолга!
— Товарищ майор, — комендант и без армейского майора знал, как следует поступать с теми или иными лицами. — Он генерал.
Узнав, что в лагере содержится генерал, Коля приказал принести его личное дело, открыл обложку, глянул на фотографию и фамилию под ней и сказал коротко:
— Я забираю этого генерала Как говорится, до выяснения.
Комендант вздохнул с облегчением. Подпись майора на ордере снимала с него всякую ответственность. Теперь этот немецкий генерал официально выпадал из-под юрисдикции НКВД и переходил в полное распоряжение представителя Ставки.
Больше в этот день Коля не посетил ни один лагерь. Он приказан генералу садиться в машину, на которой приехал в лагерь, и отбыл вместе с ним в Миккели. Фамилия генерала была фон Гетц.
Ужинали они в Миккели, в доме, который занимал временный представитель Ставки. Теперь Коле по должности полагались денщик и адъютант, не считая помощников и охраны. Помощники раздобыли для фон Гетца цивильный костюм, чтобы своей генеральской формой он не вводил в смущение финнов, которые могли и пристрелить немца. Фон Гетц и Коля знали русский, хотя для них обоих этот язык не был родным. Они не испытывали ни ненависти, ни неприязни друг к другу, только сильный интерес. Судьба уже третий раз сводила их вот так тесно, каждый раз при новых обстоятельствах. При каждой встрече они представали друг перед другом в новой роли.
— Что было после Сталинграда? — спросил Коля.
— Ничего не было. Плен.
— И как же вы из советского лагеря попали в немецкий?
— Я бежал из плена.
Коля рассмеялся.
— Вы?! Бежали?! И сотни километров пробирались по нашим тылам? А потом вы, летчик, ничего не понимающий в сухопутной войне, смогли перебраться через линию фронта? И вас не поймали? Не выдали милиции? Не пристрелили?
— Я сбежал на самолете.
— Еще чище! — снова рассмеялся Коля. — Я, знаете ли, сидел в нашем лагере и ни одного самолета даже в небе над ним не видел.
— Это действительно невероятно, Николай. В гестапо не поверили ни одному моему слову. Но я действительно сбежал на самолете. Этот самолет подставил мне русский генерал Головин.
Коля чуть не поперхнулся. Его начальник Головин приложил руку и к судьбе фон Гетца.
«Я, Штейн, этот фон Гетц — все мы лишь куклы для Филиппа Ильича Судьбу любого из нас он может решить в один момент. Захочет — к ордену представит, захочет — прихлопнет как муху», — подумал Коля.
— Верю, — согласился он с фон Гетцем. — Филипп Ильич может. Он все может. Самолет для него достать и немца переправить — пара пустяков.
— Вы знаете этого генерала?
— Знаю, — Коле захотелось сменить тему. — Что было дальше?
— Дальше меня передавали из гестапо в абвер и обратно, пока меня не забрал Геринг. Я стал служить в штабе люфтваффе в Берлине.
— И из этого штаба вы попали в лагерь?
— Из этого штаба я попал к Кессельрингу заместителем командующего авиацией нашей группировки в Северной Италии.
— Так это Кессельринг вас упрятал за колючую проволоку?
Фон Гетц посмотрел на Колю, решая, шутит он или говорит серьезно.
— Так вы ничего не знаете? — спросил фон Гетц.
— А что я должен знать?
— Про покушение на нашего фюрера.
— А разве на него совершено покушение?! — изумился Коля. — И кто же на него покушался? Наши? Англичане?
— Немцы.
— Немцы?!
Коля был ошеломлен. Он никогда не ожидал, что немцы могут покуситься на жизнь своего обожаемого и обожествляемого фюрера.
— Да, немцы. Полковник Штауффенберг пронес в своем портфеле бомбу на совещание в бункер.
— Вы-то тут при чем? Не вы же проносили бомбу.
— Это неважно. По делу 20 июля были арестованы тысячи офицеров и генералов. Многих расстреляли.
— А вы-то каким боком к этому делу? Вы были знакомы с полковником, участвовали в заговоре против Гитлера?
— Нет, Николай, — разочаровал Колю фон Гетц. — С Штауффенбергом мы знакомы не были. Я — из люфтваффе, он — из вермахта Наши пути не могли пересекаться. И в заговоре я не участвовал. Я даже не знал о нем.
— А если бы знали?
— А если бы знал, то все равно не стал бы в нем участвовать.
— Тогда за что вас упекли в этот лагерь?!
Фон Гетц вздохнул.
— Понимаете,
