— Спасибо, товарищ Берия.
Комиссар положил трубку и, строго взглянув на Сергеева, вымолвил:
— Ты все понял?
— Так точно, — тихо изрек слегка обескураженный Ермолай.
— Я тебе приказываю, Сергеев, ни с кем не общаться по вопросам работы и операции «Призрак», за исключением товарища Булганина. А по твоим личным вопросам, заруби, вообще ни с кем.
«Ни с кем?..» — переваривал слова генерала Ермолай.
Сразу вспомнил встречу на аэродроме со старшим майором Неболтаем и спросил:
— А если меня что-то будет спрашивать госбезопасник?
— Ответишь ему, что получил приказ от комиссара Голикова без его разрешения и присутствия сотрудников Главного разведывательного управления Генерального штаба Красной армии не вести никаких разговоров, — быстро ответил полковник.
— Идет жестокая война, вокруг много всяких провокаторов, фашистских лазутчиков, да и просто идиотов и больных людей, — вставил комиссар, — и за одно сказанное необдуманное слово можно загреметь в места не столь отдаленные. Понял, Сергеев?
Ермолай кивнул.
— Ты сейчас куда? — спросил Селезнев.
— На доклад к товарищу Булганину. Можно один вопрос?
Голиков кивнул.
— Как здоровье товарища Сапеги?
Голиков и Селезнев переглянулись.
— Он все еще болен, — медленно ответил полковник. — Он осознал свой промах с домработницей-сожительницей, уволился с работы. И вообще, ты его можешь забыть.
«Странно как-то это, — подумал Ермолай. — Уволился… забыть?..».
— И последнее на сегодня, — добавил комиссар. — Приказываю одному по Москве не разгуливать и вообще не передвигаться. Город сейчас на осадном положении, периодически идут бомбардировки. Мы выделяем тебе машину с водителем, передвигайся только на ней. В приемной у адъютанта возьми его номер телефона, а также полковника Селезнева и, конечно, водителя. Выполняйте.
— Есть…
* * *Москва, посольство Великобритании в СССР, кабинет второго секретаря…
Расположившись на стуле возле радиоприемника, Пол Гор искал интересную для себя волну. Последнее время это стало делать все труднее и труднее. С началом войны к немецким глушилкам добавились и русские…
Подал сигнал один из трех стоявших на рабочем столе телефонных аппаратов, а именно — защищенный красный. Пол прошел к столу, поднял трубку и вымолвил:
— На линии.
— Добрый, добрый день.
«Американский макаронник Зорий», — сразу определил Пол, тихо ответил:
— Здравствуйте.
— Сообщаю, мой друг, я получил разрешение и убываю по назначению.
«Поразительно! — воскликнул Пол. — Русские пошли навстречу американцам и разрешили посещение Урала! Хотя нам неоднократно отказывали!».
— Наши договоренности в силе? — спросил абонент.
«Это он о моем содействии в его поездке», — усмехнулся Пол и вымолвил:
— Разумеется, на оговоренных условиях.
— О’кей, мой друг!
«Нашел друга!» — выругался Пол и положил трубку.
После этого разговора он сделал три звонка по красному аппарату и затем составил две шифровки…
* * *Сергеев отправился в главный офис Госбанка. За его отсутствие город несколько изменился, больше стало патрулей, противотанковых ежей, зенитных установок. Зато меньше стало людей на улицах.
В приемной председателя он прождал минут пятнадцать-двадцать.
Булганин был очень серьезен, если не сказать хмур. Сергеев кратко и сжато доложил о поездке в поезде. Затем о готовности хранилища «Капля» и, наконец, выгрузке металла из вагонов и размещение стеллажей в хранилище.
Председатель внимательно выслушал, бросил:
— Так, так, — затем спросил:
— Что у вас в гостинице случилось?
«Ему уже все доложили», — нервно подумал Ермолай, как можно спокойнее ответил:
— На меня ночью вышел агента Абвера, который стал расспрашивать о расположении хранилища с металлом, графиком его подвозки по железной дороге. Майор Истомин вовремя подоспел, но агент успел скрыться, ранив майора. Сейчас агента ищут в Перми.
— И все?
— Все, товарищ председатель.
— Как ты вообще оказался в гостинице?
— Мы собрались лететь в Москву. Но была нелетная погода, и мы с майором Истоминым там просто отдыхали.
— Ждали летной погоды, — весело подхватил Булганин.
Сергеев решил не отвечать на выпад с подтекстом и промолчал.
Некоторое время председатель раздумывал. Было видно, что он хотел еще что-то спросить. Сергеев старался сохранять спокойствие.
Наконец, внимательно всматриваясь в лицо Ермолая, председатель строго вымолвил:
— Идите, Сергеев, отдыхать, вид у вас неважный. Вы проделали большую работу, но впереди у нас еще больше дел. Завтра с утра отправляйтесь в хранилище № 2. С вагоностроительного завода должен подойти второй железнодорожный состав. Осмотрите его на соответствие нашим требованиям и участвуйте в погрузке платины, размещении стеллажей в вагонах. После полной загрузки вагонов вместе с составом отправляйтесь в хранилище «Каменная гора». Там еще раз проверьте хранилище, организуйте выгрузку металла и правильное размещение стеллажей. Вы поняли меня?
— Да, понял, — ответил Ермолай.
— И не забывайте о сроках. Нужно все делать быстро. Послезавтра должен вернуться из Перми первый состав. Хорошо бы к его приходу отправить к месту назначения второй состав с платиной. Уж ты постарайся, Сергеев.
— Я постараюсь, Николай Александрович.
Подождав две-три секунды, Ермолай поднялся, вымолвил:
— До свидания, — и вышел из кабинета…
Ермолай очень уставшим и полностью разбитым прибыл на квартиру Истомина. Голова от всех произошедших за последнее время событий просто раскалывалась.
Немного и без аппетита перекусив, он завалился спать…
* * *Восточная Пруссия, вилла в Штейнорте, резиденция рейхсминистра Риббентропа…
День медленно увядал, на горизонте все ярче и ярче светился багровый закат. В небольшой деревянной беседке стояло кресло-качалка. На нем расположился солидный мужчина в белой рубашке и зеленых военных галифе, хозяин виллы. В руках он держал каталог культурных ценностей, захваченных его сотрудниками в странах Восточной Европы. Мужчина тихо раскачивался и что-то определенно обдумывал. Из стоявшего невдалеке радиоприемника доносилась музыка Вагнера.
Риббентроп частенько и с большим удовольствием рассматривал каталог, который, благодаря усердию его сотрудников на оккупированных территориях, регулярно расширялся и дополнялся.
Боковым зрением он заметил, что к беседке приближается мужчина в очках, уже в возрасте, одетый в черный костюм и с черной папкой в руке.
— С чем пожаловал, Шульц? —
