Когда Хемпич закончил, все долго молчали. Труппа слушала его историю с таким напряженным вниманием, что ничего не изменилось, только умолк голос Хемпича. Все глаза теперь смотрели на мистера Уэлсли Доверкурта: трагику по роли положено справиться с такой ситуацией. Он хорошо сознавал привилегию своего положения и сразу же заговорил:
– Гм! В самом деле, отлично! Вам придется вступить в ряды нашей профессии, мистер машинист сцены – разумеется, в низшем ранге. Ваше повествование было захватывающим и явно правдивым. Возможны некоторые ошибки в деталях, например, что миссис Холидей больше никогда не флиртовала. Я… я знал Джона Холидея – конечно, под его настоящим именем. Но я сохраню тайну, которую вы так благоразумно хранили до сих пор. Холидей – очень достойный человек. Он работал плотником сцены в театре «Герцог», в Болтоне, где меня впервые ждал триумф в театре, примерно в… гм! – неважно. В то время я довольно часто видел миссис Холидей и могу сказать, что вы ошибаетесь насчет нее. Очень ошибаетесь! Конечно, она была самой что ни на есть привлекательной малышкой…
Тут главная костюмерша шепнула второй «старухе»:
– Ну, мэм, кажется, они все сегодня увлеклись. Думаю, заразились от мистера Блоуза. А ведь в том, что рассказал Хемпич, нет ни слова правды. Я была там, когда произошел тот несчастный случай – потому что это был именно несчастный случай – и погиб клоун Джим Бангноуз. Да-да, он был клоуном, а не Арлекином, и у него не было романа с миссис Холидей. Помилуй Бог ту женщину, которая попыталась бы флиртовать с Джимом! А так называемая миссис Холидей была в цирке «женщиной-силачом» и умела махать кулаками, как мужчина. Более того, плотником в Гримсби, о котором рассказывал Хемпич, был Том Элрингтон, мой первый муж. Что же касается «воспоминаний» мистера Доверкурта, то этот чудак просто переходит всякие границы!
История машиниста сцены оказала на слушателей такое удручающее влияние, что ведущий постарался поторопить следующего рассказчика; любая перемена настроения, думал он, будет благом. Поэтому он поспешно заговорил:
– Ну, мистер Тернер Смит, вы следующий на очереди. Жаль, что у нас нет мольберта, полотна и коробки с красками или даже картона и угля, чтобы вы могли показать нам кое-что из вашего искусства – я бы назвал это гибким отклонением потока гениального повествования, оживляющего снежную пустыню вокруг нас.
Артистичная аудитория зааплодировала этому полету метафоры – все, кроме молодого человека из Оксфорда, который удовлетворился громким: «Пип-пип!» Он уже слышал нечто вроде этого в Союзе. Что касается художника-декоратора, к которому обращался ведущий, то он увидел приближение опасности, так как трагик уже положил свою трубку и начал откашливаться, поэтому он сразу же заговорил.
Эффект лунного света
– Боюсь, я не сумею рассказать ничего юмористического или трогательного. Моя жизнь была лишена волнующих событий, что необходимо для того вида искусства, которым я занимаюсь. Возможно, это и к лучшему, так как для высшего воплощения искусства требуется определенный покой, если не изоляция. Увы, это совершенство недостижимо среди безмолвной суеты конфликтующих мыслей.
– Пип-пип! – снова насмешливо произнес молодой человек из Оксфорда. Трагик вскочил на ноги – охваченный эмоциями, он забыл о необходимости двигаться медленно.
– Я протестую против этих недостойных попыток прервать рассказчика! Это вторжение в личное пространство жизни артиста бездушных хулиганов, это внедрение в самое сердце утонченности грубых вульгаризмов мира упадочнической нелепости. Особенно когда тот, кто позволяет себе такую позорную низость, понятия не имеет о самом элементарном уважении, основанном на признанном личном превосходстве в области прославленного искусства и уважаемого призвания. Чушь! Неважно, Тернер Смит. Полагаю, все изящные искусства поочередно подвергнутся нападкам, однако придет и ваше время. Позднее вы сможете использовать этот болезненный эпизод с выгодой для своей профессии. Насколько я понимаю, вы делаете декорации к пантомиме в Руле; почему бы вам не взять в качестве субъекта мрачной первой сцены Дом Хулигана? Зрители сразу же проявят свое недовольство таким оскорбительным классом. Несомненно, костюмерша вас не подведет и представит особенно отвратительного злодея с массой плохих манер. Дирижер оркестра также может усилить сатирический эффект, введя в мелодию счет «пип-пип» в тех местах, где появляется Хулиган.
После этих слов трагик замкнулся в себе с видом победителя. В последовавшем напряженном молчании костюмерша прошептала швее:
– На этот раз мистер Уэлсли Доверкурт здорово ему врезал. Это послужит для Скота` уроком, который он нескоро забудет.
«Скот» было прозвищем молодого человека из Оксфорда, которое ему дали вскоре после поступления в труппу. Поводом послужило то, что он однажды написал свое имя в книге регистрации хозяйки гостиницы с припиской «из Окс-а»[47]. Его товарищи поняли это не как дерзость, а как неграмотность.
Художник-декоратор воспользовался подходящим моментом и продолжил повествование:
– Одно время я работал художником-декоратором у старого Скулбреда, импресарио. Это была особенная работа, она мне очень подошла, так как в то время я занимался большим количеством разных дел и подыскивал себе мастерскую. Скулбред же как раз тогда снял на длительный срок здание Королевской оперы, в котором, как некоторые из вас, возможно, помнят, имелось великолепное ателье. Старый Скулбред платил мне хорошее жалование – то есть обещал его, так как он никогда никому не платил, если удавалось. Смею заверить, он подозревал, что я ему не доверяю, потому что внес в договор пункт, что я могу полностью распоряжаться художественной мастерской в собственных целях с момента подписания договора и до тех пор, пока не возьмусь за работу для него. Именно тогда мой поверенный придумал хитрую штуку. Он тоже по опыту знал, что со Скулбредом наверняка возникнут неприятности, и настоял, чтобы я заключил договор аренды на мастерскую. «Иначе, – сказал он, – ваша собственность не будет в безопасности. Если он обанкротится, кредиторы захватят все ваше имущество, находящееся в этом помещении». Когда же я возразил, он ответил: «Вам ведь все равно. Вы каждую неделю будете давать ему расписку в получении зарплаты, а он даст вам расписку в получении арендной платы. Это равноценный обмен, и вам даже не придется прикасаться к деньгам».
Итак, поскольку Скулбред находил все материалы и платил мне жалование, я оказался в выигрыше, так как не нес никаких расходов. Я рисковал только своим временем, но взамен мог пользоваться самыми чудесными декорациями в Лондоне. Работа же моя заключалась в том, чтобы лишь чуть подправлять старые декорации, принадлежащие Опере, и рисовать новые для оперы Магноли «Иль Кампадор». Мой помощник, которому тоже платил наниматель, был в состоянии сделать большую часть переделок, а
