Прошел почти час, и Малькольмсон поднял глаза от книги, встревоженный внезапной тишиной. Снаружи ветер завывал и ревел громче, чем прежде, а дождь потоками хлестал в окна, стуча по стеклам, как град, но в доме не раздавалось ни звука, не считая эха ветра, который ревел в большом дымоходе, и время от времени слышалось шипение, когда несколько капель дождя проникали в дымоход в минуту затишья бури. Огонь угасал, и языки пламени перестали взлетать вверх, хотя от очага распространялось красное сияние. Малькольмсон внимательно прислушивался и вскоре услышал очень слабый тонкий писк. Он доносился из угла комнаты, где висела веревка, и студент подумал, что это она поскрипывает по полу, когда раскачивающийся колокол заставляет ее подниматься и опускаться. Однако, посмотрев вверх, он увидел в тусклом свете большую крысу, которая прильнула к веревке и грызла ее. Веревка уже была почти перекушена – Малькольмсон видел более светлые волокна там, где она лишились верхнего слоя. У него на глазах крыса закончила свое дело, и откушенный конец со стуком упал на дубовый пол, а огромная тварь осталась висеть, подобно узлу или кисти на конце веревки, которая теперь начала раскачиваться взад и вперед. На мгновение Малькольмсона охватил еще один приступ страха, когда он подумал, что теперь возможность позвать помощь из внешнего мира исчезла, но его сменил сильный гнев, и, схватив книгу, которую он читал, молодой человек швырнул ее в крысу. Бросок был метким, но не успел снаряд достичь цели, как крыса спрыгнула и с мягким стуком ударилась об пол. Малькольмсон кинулся к ней, но она бросилась прочь и исчезла в темном углу комнаты. Студент же почувствовал, что его работа на эту ночь закончена, и вознамерился на этот раз изменить монотонность своих занятий, устроив охоту на крысу. Он снял с лампы зеленый абажур, чтобы ее огонь освещал большее пространство. После этого мрак в верхней части комнаты осветился, и потоке света, более ярком по сравнению с царящей раньше темнотой, картины на стене стали ясно видны. Со своего места Малькольмсон видел прямо напротив себя третью картину на стене справа от камина.
Он в изумлении протер глаза, а потом его охватил сильный страх.
В центре картины появилось большое неровное пятно бурого холста, свежего, как тогда, когда его только натянули на раму. Фон остался таким же, как прежде, – кресло, угол у камина и веревка, – но фигура судьи исчезла.
Малькольмсон, похолодев от ужаса, медленно обернулся, и тут его начала бить такая сильная дрожь, что судент затрясся, как паралитик. Казалось, силы покинули его, он лишился способности действовать, и двигаться, и даже думать. Мог только видеть и слышать.
В большом кресле резного дуба с высокой спинкой сидел судья в своей красной мантии, подбитой горностаем. Его злобные глаза мстительно горели, а на губах играла жестокая улыбка, полная торжества, когда он приподнял свою черную шапочку. Малькольмсон почувствовал, что кровь отливает от сердца, как бывает в моменты затянувшегося напряженного ожидания. В его ушах звучало пение. Снаружи он слышал рев и завывание бури, сквозь которые до него донесся бой больших часов на базарной площади – часы пробили полночь. Некоторое время, показавшееся ему бесконечным, Малькольмсон стоял неподвижно, словно статуя, широко раскрыв полные ужаса глаза и почти не дыша.
С боем часов торжествующая улыбка на лице судьи стала еще шире, и с последним ударом он снова надел черную шапку. Потом медленно, не спеша, встал с кресла и поднял кусок веревки от сигнального колокола, лежащий на полу. Пропустив ее сквозь ладони, словно наслаждаясь прикосновением, судья начал неторопливо вязать на конце веревки узел. Затянув его, он испытал узел ногой, одновременно сильно натягивая веревку, пока не остался доволен, а потом сделал скользящую петлю и взял ее в руку. Затем он двинулся вдоль противоположной от Малькольмсона стороны стола, не сводя с молодого человека глаз, пока шел мимо, а потом вдруг оказался перед дверью. Тут Малькольмсон осознал, что его загнали в ловушку, и попытался сообразить, что делать. Что-то в неотрывном взгляде судьи действовало на него завораживающе, и он не мог отвести от него глаз. Студент увидел, как судья приближается, по-прежнему держась между ним и дверью, и вдруг поднял петлю и метнул в сторону жертвы, будто желая ее заарканить. Сделав огромное усилие, Малькольмсон отпрыгнул в сторону, и веревка со стуком упала рядом с ним на дубовый пол. Судья опять поднял петлю и попытался заарканить Малькольма, все время неотрывно глядя на него злыми глазами. Попытки следовали одна за другой, и всякий раз студенту с большим трудом удавалось уклониться от петли. По-видимому, судью не разочаровывали неудачи, и он играл с несчастным, как кошка с мышью. В конце концов, доведенный до крайнего отчаяния, Малькольмсон быстро огляделся. Лампа разгорелась сильнее и довольно хорошо освещала комнату. В многочисленных дырах, трещинах и провалах дубовых панелей он видел глаза крыс, и это давало ему некоторое осязаемое утешение. Вновь оглядевшись, молодой человек увидел, что веревка от сигнального колокола облеплена крысами. Каждый ее дюйм был покрыт ими, но все новые твари появлялись из маленького круглого отверстия в потолке, откуда она выходила, и под их тяжестью колокол начинал раскачиваться.
«Бам!» – язык прикоснулся к колоколу. Звук получился очень тихий, но колокол только начинал раскачиваться, скоро звук станет громче.
Услышав звон, судья, который до этого не отрывал глаз от Малькольмсона, посмотрел вверх, и выражение дьявольского гнева появилось на его хмуром лице. Его глаза так и горели, словно раскаленные угли, он топнул ногой так громко, что, казалось, содрогнулся весь дом. Ужасающий удар грома раздался в небе, когда он слова поднял петлю, а крысы сновали вверх и вниз по веревке, словно пытались выиграть время.
На этот раз, вместо того чтобы бросить свой аркан, судья приблизился к жертве, по пути расправляя петлю. В самом его присутствии было нечто такое, что по мере его приближения парализовало Малькольмсона, и несчастный застыл неподвижно, словно труп. Он почувствовал, как ледяные пальцы судьи дотронулись до его горла, когда тот надел на него веревку. Петля затянулась сильнее. Обхватив руками застывшее тело студента, судья отнес его к дубовому стулу и поставил на сиденье, потом взобрался на стол, протянул руку и схватил конец раскачивающейся веревки сигнального колокола. Когда он поднял руку, крысы с писком бросились бежать и исчезли в отверстии потолка. Взяв конец петли, охватившей шею Малькольмсона, судья привязал ее к висящему концу веревки колокола, а потом спрыгнул на пол и выдернул стул из-под ног студента.
* *
