– Допустим. Но ты ошибаешься, если думаешь, что я не знаю о такой бизнес-модели. И на данном этапе внедрять ее я не собирался. Но при чем здесь PR-директор?
– А при том, что я знаю половину всех чего-то стоящих компаний города и могла бы вам помочь. Да брось, Фил, тебе даже делать ничего не надо, просто согласись, и уже завтра я начну обрабатывать знакомых девчонок из HR-департаментов. Если хочешь, поставь мне испытательный срок, посмотришь, что я могу…
– Вот здесь останови, Вероника, – я перебиваю ее спич, когда мы подъезжаем к моему дому.
Она глушит машину и ждет, что я отвечу. Понимаю ее правоту, тем более что говорила она искренне. Меня смущает лишь то, что практически посторонний человек так явно предлагает свою помощь, я к этому не привык. Да и брать на себя дополнительную ответственность, наращивать штат, не увеличив обороты, кажется глупым, здесь я с Викой, говорившей то же самое, солидарен.
– Так что, Фил?
– Дай мне подумать день-два, ладно? Я с тобой во многом согласен и с радостью приму твою помощь, но любое сотрудничество должно быть взаимовыгодным, а я пока не знаю, что тебе предложить.
– Хорошо. Думай. Тогда до завтра?
– Ага, давай… – Я берусь за дверную ручку, но останавливаюсь, решив спросить еще кое-что. – Слушай, а почему наедине? Можно было это и в офисе при ребятах обсудить. Разве нет?
– Где ты видел, чтобы директор проводил собеседования или встречался с партнерами при всем коллективе?
– Да какой я директор! – смущаюсь я.
– А кто ты? Привыкай к…
Веронику перебивает чей-то настойчивый стук кулаком в стекло. С моей стороны.
Задним умом понимаю, что колотили нехило: не классически-банальным ап-джумоком – он же просто костяшки кулака, – не извращенно-коварным дунгджумуком, а по-простому, по рабоче-крестьянски, даже чуть вульгарно. Да-да – самая что ни на есть простая техника йопджумук.[20]
Спасибо одной из ночей, проведенных в «Википедии», когда я зашел прочитать про старение и теломеры, а закончил полной историей восточных боевых искусств, в том числе тхэквондо, откуда, собственно, и вспомнились все эти по-корейски заковыристые обозначения разных сторон кулака.
Обернувшись, я вижу хмурое лицо заглядывающего Вазгена. Кивком в сторону он предлагает мне покинуть салон малолитражки, а Вероника обреченно вздыхает:
– Вот же… Выследил.
Она опускает стекло, и в проеме появляется небритая физиономия пластиковых дел мастера.
– Так и знал, что ты с этим, – как-то особенно грустно произносит он.
– Дай-ка я выйду, и поговорим, – отвечаю я за Веронику, а потом прощаюсь с девушкой. – Спасибо, что подвезла. Пока!
Она что-то возражает, но я уже выбираюсь наружу, отодвинув дверью горячего кавказца.
– Что, пойдем пообщаемся, Отелло?
– Я тебя прямо здесь зарою, – заявляет он, но энтузиазма в его голосе не слышится.
– Идем, поговорим, а там посмотрим, кто кого зароет и будет ли вообще повод.
– Фил, не надо! – доносится из машины голос уже накрутившей себя Вероники. – Не связывайся!
Связываться надо, чтобы разрешить ситуацию здесь и сейчас. Кроме того, мне почему-то хочется успокоить парня, и не из-за боязни или страха, а по-хорошему, чтобы это разъедающее чувство ревности его покинуло.
– Из машины не выходи, – предупреждаю Веронику, заглянув в приоткрытое окно.
Отхожу подальше от машины и встаю у дряхлого искривленного дуба. Следом подходит Вазген.
– Ну?
– Гну. Что ты ведешь себя как истеричка?
– Что? Кто? Я? – Его глаза распахиваются, и первоначальное удивление замещается яростью.
– Истеричка. Что-то увидел, сам придумал, сам решил, сам расстроился, а мы с Вероникой здесь при чем?
– Ты что мелешь? – Его рот искривлен и готов изрыгать проклятия…
– Так, стоп! – Я не отступаю даже когда он наседает так, что его лицо оказывается в сантиметре от моего. – Стоп. Тебе есть, что предъявить?
Он так близко, что я вижу каждый сосуд в налившихся кровью глазах. Ноздри расширяются при каждом вздохе, а дышит он часто то ли от волнения, то ли от переполняющего его негодования. Именно поэтому я и решил дать ему выплеснуть все здесь и сейчас, у таких людей затаенная злоба имеет свойство накапливаться и насыщаться даже без подпитки, просто от срока давности, как вино.
– Я тебе говорил к моей девушке не лезть? Говорил? Говорил, да? – С каждым повторением он накручивает себя еще больше, и сообщение о снижении уровня его отношения ко мне до «Ненависти» свидетельствует о том же.
– Говорил. Я и не лез, но, позволь заметить, она – не твоя девушка и уж тем более не твоя собственность. Между нами ничего нет – говорю тебе это просто чтобы ты был спокоен.
– Ты кто такой? – Он хватает меня за грудки. – А? Я спокоен!
– Руки убрал! Быстро!
Руки он не убирает. Вместо этого тянет меня на себя, запрокидывает голову и бьет меня лбом в нос. Вернее, пытается ударить. Где-то на краю сознания проносится мысль: что же такого подкрутили в развитии реальности ваалфоры, что Вазген увидел нас с Вероникой, садящихся в ее машину, и решил проследить? Голова думает об этом, а тело – где-то даже меланхолично, без особых гормональных всплесков, просто подчиняясь доведенным до автоматизма рефлексам, – отклоняет корпус в сторону, отрывая пуговицы от рубашки, выходя из захвата и оставляя на траектории атакующего лба только воздух. Руки тем временем, вернее, одна левая исполняет короткий боковой в печень Вазгена, выбивая из него воздух и сбивая дыхание.
Вы нанесли критический урон Вазгену Карапетяну: 285 (удар кулаком).
Привычный в связке следующий крюк правой в голову я сдерживаю в сантиметре от его скулы. На пока – охладить парня – этого достаточно. Избивать я не хочу, понимая его чувства и не питая к нему злобы.
– А теперь слушай меня, братишка, – шепчу ему на ухо, зафиксировав шею в удушающем захвате. – Просто поверь, у меня с Вероникой ничего нет. Ничего такого, за что ты переживаешь. Мы общаемся только по работе. Понял? Или тебе еще тщательнее разжевать?
Не знаю, что тут срабатывает больше – позор на глазах Вероники, физическое воздействие или мой навык убеждения, но он перестает вырываться и обмякает.
Вы нанесли критический урон словом Вазгену Карапетяну: -25 % к духу и уверенности.
– Да, – еле слышно хрипит он.
– Что «да»?
– Я понял.
– Хорошо.
Я отпускаю его шею и делаю шаг в сторону. На всякий случай, был у меня уже сегодня прецедент с другим горячим кавказским парнем. Обернувшись, вижу подбежавшую Веронику и жестом показываю, чтобы села в машину. Меня немного удивляет, что она не спорит и выполняет, – я к такому не привык. Хотя я же просил ее оставаться в салоне!
«Распознавание лжи» после разговора с ней все еще активировано.
– Мир? – протягиваю руку.
Вазген какое-то время смотрит на нее, переводит взгляд
