Мистер Ганн. Отведайте этого хереса, сэр. Пью ваше здоровье и весь к вашим услугам, сэр. Это вино, сэр, уступил мне в виде особого одолжения мой… гм!.. поставщик, который уделяет его своим клиентам только в небольших количествах и ввозит его, сэр, прямо из… гм… из…
Мистер Брэндон. Из Хереса, разумеется. В самом деле, мне думается, это самое лучшее вино, какое мне случалось в жизни пить – то есть, конечно, за столом простого горожанина.
Миссис Ганн. Ах, конечно, стол простого горожанина!.. Мы не носим титулов, сэр(мистер Ганн, позвольте вас побеспокоить – еще ломтик от корочки, с краю), хотя мои бедные милые девочки, смею вас уверить, состоят в родстве – по их покойному отцу – кое с кем из первейшей аристократии в нашей стране.
Мистер Ганн. Чепуха, дорогая моя Джули. Ирландская аристократия, сами понимаете, какая ей цена? А кроме того, мне сдается, девочки не больше ей сродни, чем я.
Мисс Белла (мистеру Брэндону, доверительно). Бедный папа должен вам казаться ужасно вульгарным, мистер Брэндон.
Миссис Ганн. Ах, я понимаю, мистер Брэндон, вы, конечно, не привыкли к таким речам; и я вас очень прошу, уж вы извините мистеру Ганну эту грубость, сэр.
Мисс Линда. В самом деле, мистер Брэндон, уверяю вас, у нас есть всякое родство, и низкое и высокое. Может быть, не менее высокое, чем у некоторых, хоть мы и не склонны постоянно говорить о знати. (Это был двойной выстрел: из первого ствола мисс Линда ударила по отчиму, из второго же метила прямо в мистера Брэндона.) Как по-вашему, разве я не права, мистер Фитч?
Мистер Брэндон. Вы совершенно правы, мисс Линда, сейчас, как и всегда; но боюсь, мистер Фитч не уделил должного внимания вашему тонкому замечанию: потому что, если я правильно понимаю смысл того прелестного рисунка, который он выводит вилкой на скатерти, его душа сейчас погружена в его искусство.
А мистеру Фитчу того и надо было, чтобы все на свете так думали. Он откинул волосы со лба, поглядел блуждающим взором и сказал:
– Извините, сударыня, это правда: мои мысли витали в тот момент далеко, в областях маво йискусства.
Он и впрямь думал, что поза его удивительно изящна и что большой гранат в его перстне на указательном пальце все общество, конечно, принимает за рубин.
– Искусство – это очень хорошо, – заметил мистер Брэндон, – но меня удивляет, что сейчас, когда перед вами столь прелестные произведения природы, вам недостаточно думать о них.
– Вы имеете в виду картошку, сэр? – сказал недоуменно Андреа Фитч.
– Я имею в виду мисс Розалинду Макарти, – учтиво возразил Брэндон и от души посмеялся простоте художника. Но комплимент отнюдь не смягчил мисс Линду, только укрепив ее в обидной уверенности, что Брэндон над ней потешается, и ее неприязнь соответственно возросла.
Тут как раз вошла мисс Каролина и заняла назначенное ей место по левую руку от мистера Ганна. Для нее приставлен был старый, колченогий деревянный табурет, в то время как все другие сидели за столом на красивых: и удобных стульях; а рядом с ее тарелкой стояла странного вида старая помятая жестяная кружка, на которой; антиквара, возможно, привлекла бы полустертая надпись. «Каролина». Это и вправду были кружечка и табурет Каролины, сохранившиеся за нею со дней ее детства; и на» этом месте, на этом табурете она изо дня в день смиренно сидела за обедом.
Хорошо, что девочку сажали рядом с отцом, иначе, я уверен, она оставалась бы всегда голодной; но Ганн по своему добродушию не допускал, чтобы за столом делалась разница между нею и сестрами. Бывают подлости на свете, слишком подлые даже для мужчины… и только женщина, милая женщина осмелится их совершить. Как бы там ни было, в этом случае, когда обед дошел до середины, бедная Каролина тихо прокралась в комнату и заняла свое привычное место. Всегда бледное личико Каролины, было густо-красным, так как, скажем правду, задержалась она в кухне, помогая Бекки, их единственной служанке; и, услышав, что у них за обедом будет сегодня сам великий мистер Брэндон, девушка в простоте души показала свое почтение к нему, постаравшись как можно лучше приготовить то блюдо, за которое отец не раз ее хвалил. Она опустилась на свой табурет, отчаянно вспыхнув при виде Брэндона, и если бы мистер Ганн не стучал так отчаянно вилкой и ножом, возможно, он услышал бы, как забилось сердце Каролины, а забилось оно и вовсе отчаянно! Одета она была чуть понарядней, чем обычно, и Бекки, служанка, принесшая ту перемену, что значилась на плане как рагу из баранины, с полным удовлетворением оглядела свою барышню, когда с грудой тарелок выходила из комнаты. На бедную девушку и в самом деле стоило посмотреть: ее невинный вид в сочетании с мягким благородством мог привлечь иного куда больше, чем бойкая красота ее сестер. Двое молодых гостей не преминули это отметить; один из них, маленький художник, уже давно как отметил.
– Вы опоздали, мисс, – прокричала миссис Ганн, делая вид, что не знает, из-за чего задержалась дочка. – Вечно вы опаздываете! – Старшие девицы понимающе перемигнулись, как всякий раз, когда их маменька напускалась таким образом на Каролину; а та только потупилась и, не сказав ни слова, принялась за свой обед.
– Брось, дорогая моя, – вмешался честный Ганн, – если она и опоздала, ты же знаешь почему. Девушка, да и никто, скажу я, не может сразу быть и тут и там; или может, Свигби?
– Никак нет! – сказал Свигби.
– Почтенные гости! – продолжал мистер Ганн. – Наша Карри, доложу я вам, задержалась внизу, готовя пудинг для своего старенького папочки; а пудинг, могу вам сказать, она готовит на славу.
Мисс Каролина раскраснелась пуще прежнего; художник смотрел ей прямо в лицо; миссис Ганн величественно проговорила: «Вздор!» и «Чепуха!». Один мистер Брэндон вступился за Каролину.
– В своей жене, – сказал он, – искусство приготовить пудинг я ценил бы выше, чем уменье превосходно играть на фортепьяно!
– Фи, мистер Брэндон! Уж я бы не унизилась до какой-то кухонной работы! – кричит мисс Линда.
– Пудинг готовить! Вот еще! Это унизительно! – кричит Белла.
– Для вас, дорогие, конечно! – подхватила их маменька. – От девиц из вашей семьи и в ваших обстоятельствах не приходится ждать, чтоб они выполняли такую работу. Другое дело Каролина: она, если иногда и делает кое-что по дому, не приносит и половины той пользы, что должна бы, принимая во внимание, что у нее за душой ни шиллинга и что она живет у нас, как некоторые, из милости.
Любезная дама и тут не упустила случая высказать свое суждение о муже и дочери. Первого, однако, это нисколько не задело; вторая же была в эту минуту совершенно счастлива. Разве добрый мистер
