— Нет у меня к тебе жалости!
С этими словами Матюрен замахнулся ножом, но не попал в Ленца — было слишком темно.
— Где ты, изверг? Убийца и шпион!
— О, сжалься, сжалься!
В это время раздался оглушительный удар грома, и молния ударила в одинокое дерево и расщепила его.
Тот же удар молнии попал в графа Ленца. Матюрен чудом избег смерти.
Он остался невредим — его только оглушило.
— Божий суд, — прошептал юноша, придя в себя. — Бог не хотел, чтобы рука честного бельгийца обагрилась кровью!
Сообщ. Эжен.
П. Б.
ПРИВИДЕНИЕ
Роту расквартировали в деревне, а я решил переночевать в замке.
Замок был давно необитаем, и про него ходили дурные слухи. Хозяин замка был казнен еще в прошлом столетии за какое-то политическое преступление, а его молодая жена, наследница разоренных имений, вела очень замкнутый образ жизни и умерла в одной из башен, покинутая даже прислугой. Замок опустел. Крестьяне расхитили «остатки прежней роскоши», разобрали даже изразцовые печи. И теперь во многих крестьянских халупах были изразцы.
Однако в башне, где умерла графиня, оставался еще не тронутым ее портрет.
Говорили что-то про лунные ночи, когда тень графини якобы выходит на балкон, любуется голубой плесенью на пруде и до рассвета слушает соловьев.
Я не мог отказаться от желания проверить эту легенду личным опытом и к одиннадцати часам ночи очутился в башне.
Башня значительно сохранилась. Стены были необычайно толсты и, вероятно, заключали в себе тайники. Дверь на балкон была разбита, но еще держалась на одном шарнире и оттого грохотала при каждом порыве ветра.
Осветившись, я заметил и портрет графини. Это была типичная немочка — голубоглазая и пышная, но со странно противоречивой складкой между бровей. Алые губы, казалось, улыбались, а под бровями зрела смутная угроза…
Очень живо были нарисованы ландыши на груди красавицы. И на мгновенье я как бы уловил их аромат.
Время подходило к двенадцати. Я положил около себя револьвер, погасил ночник и завернулся в походное одеяло.
Ночь была лунная. Из сада доносились какие-то ропоты. Дверь скрипела и по стенам бились летучие мыши. Я задремал.
Не знаю, сколько прошло времени, час или более, но, несомненно, была самая глухая ночная пора, когда я внезапно проснулся.
В башне было изумительно светло. Луна стояла над самым балконом: полная, волоокая. А на той световой черте, которой пересекался пол башни от двери балкона и до моей постели, стояла теперь знакомая мне по портрету фигура владелицы замка…
Я не верил в привидения. Но когда я заметил, что на стене чернеет только одна пустая рама, я почувствовал себя несколько смущенным. А затем в душу мою заползла и тревога.
— Что вам угодно? — спросил я. Голос мой едва прозвучал в тишине.
Женщина придвинулась, как бы поплыла ко мне и губы ее затрепетали…
— Я принесла вам цветы, — сказала она. — О, это прекрасные ландыши! Мне прислал их мой муж с эшафота… Я тотчас же призвала художника, и он увековечил меня вместе с этими цветами. Но вы — мой любимый! Я давно вас ждала и сохранила эти цветы для вас. Вот, посмотрите…
Она отколола цветы от корсажа и продолжала продвигаться ко мне все тем же беззвучным шагом.
— Я знала, что вы придете… — говорила она. — Нам известно, что Габсбурги окончат неблагоприятно. Империя распадается. Но я решила принести свои цветы первому из победителей, который переступит порог этой башни. Эти цветы приносят счастье. Скажите, где ваши батареи, и я насыщу их ароматом этих цветов… только — частность, и я перекину их обаяние туда…
Но в это время, как она говорила эти слова, я заметил, что револьвер мой уполз под складки ее газа…
Это обстоятельство и озадачило меня и вместе с тем отрезвило: у меня явились подозрения.
— Но я вас люблю… — нежно продолжала она, — люблю, люблю…
Я резко отодвинулся, красавица вздрогнула и в глазах ее мелькнул испуг…
— Руки вверх! — крикнул я.
В эту же секунду дуло револьвера коснулось моей щеки. Но я уж рассчитал движение, увернулся, и пуля не коснулась даже моих волос.
Гулко загремело эхо выстрела, и оно было услышано внизу.
Тем временем я выбил из руки «привидения» револьвер и вцепился в ее шевелюру… Увы, это роскошное руно оказалось только париком! А в моих руках крутился очень юркий и проворный юноша…
— Ахх, ты… — раздалось около моего уха, — и мой бравый денщик окончательно растянул молодца.
Я поднялся. Неизвестного связали. И через несколько минут он обратился в юного немецкого лейтенанта.
— Фон Шпехт, — отрекомендовался он на допросе.
Он был очень юн, грациозен и мал ростом. На лице его еще лежал грим…
— Кто это вас научил такой симуляции? — спросил я.
Лейтенант высокомерно взглянул на меня и ответил:
— Отечество!
Однако, разговаривать было некогда, да и не о чем: фон Шпехт оказался шпионом.
После соблюдения обычных формальностей, с ним было поступлено так, как этого требуют законы войны.
Портрет графини я взял себе и теперь он мне напоминает, чем окончилась моя первая встреча с «привидением»…
Николай Руденко
ЖЕЛТАЯ КРАСАВИЦА
Иллюстрации автора
Вы говорите, что война ужасна. Ужасна морем крови, ужасна извергаемыми из ее грозной пасти грудами человеческих обломков?
— Вы совершенно правы.
— Но все-таки война — замечательная вещь. Побывав в ее железных когтях, многое начинаешь ценить значительно выше, чем делал это до тех пор, на многое начинаешь смотреть спокойнее и проще.
Возьмите хотя бы современную культуру. Ложась ежедневно на мягкую постель, обедая в хорошем ресторане, вы знаете только десятую часть цены этих прелестей. Даже меньше того. Вы так привыкли к
