Сидя за столиком, Фрэнки чувствовала себя так, будто окружена призраками. Ее отец. Даррен Ньюман. Ночная Птица. А теперь еще и Тодд Феррис – человек с воспоминаниями о пытках в белой комнате. Она не верила, что все события в воспоминаниях Тодда реальны. Некоторые люди склонны придумывать истории с собой в качестве главного действующего лица. Так они придают себе значимость. Описанное Тоддом очень напоминало галлюцинации, вызванные каким-то препаратом, или сон. Даже то, что он вспомнил Бринн Лэнсинг – если действительно вспомнил, – можно легко объяснить. Бринн работала недалеко от здания, где находился лечебный кабинет; Тодд вполне мог увидеть ее, когда шел по Юнион-сквер до или после приема у Фрэнки.
Тогда, на Променаде, она попыталась уговорить Тодда записаться на прием, но он категорически отказывался. Он не хотел, чтобы велись какие-то записи. А потом Тодд ушел. И всё. Интересно, спрашивала себя Фрэнки, даст ли он когда-нибудь о себе знать.
Вирджил скользнул на стул напротив нее и провел рукой по своим роскошным волосам.
– Компанию желаете? – спросил он.
– Да.
– Вот и славно, потому что другого выбора у тебя все равно нет.
– Вирджил, можно я задам тебе вопрос?
– Хоть десять.
– Ой-ой-ой, какой ты щедрый, – улыбнулась Фрэнки. Она понимала, что сильно захмелела, но ей было на это плевать. – Я хочу знать, принимаешь ли ты наркотики.
– А ты не могла бы погромче, детка?
Фрэнки сообразила, что почти прокричала свой вопрос, и обрадовалась тому, что ее голос потонул в ресторанном шуме. Подавшись вперед и взяв руки Вирджила в свои, она гораздо тише произнесла:
– Извини. Так как?
– Теперь ты коп?
– Нет.
– Ну тогда… гм. Естественно, да.
– Ты соблюдаешь осторожность?
– Я осторожен со всем, что попадает внутрь моего организма. Иначе ведь нельзя, правда?
– Правда. А какие наркотики ты принимаешь?
Его пухлые губы растянулись в улыбке и обнажили белоснежные зубы.
– Хочешь прикупить? Тебе принести?
– Нет. Просто любопытно.
– Ну обычно я не делюсь этой информацией с теми, с кем не сплю, – ответил Вирджил, – но раз мы с тобой друзья, я, скажем так, не делаю различий между легальными и нелегальными препаратами.
– Ты что-нибудь слышал о плохих наркотиках? О «приправленном героине»? Об «ангельской пыли»? О «солях для ванн»? Есть сведения о крайней галлюциногенной реакции.
– Только у твоих пациентов, – ответил Вирджил.
Фрэнки, шокированная, покраснела от гнева, и тот поднял вверх руки в знак капитуляции.
– Извини, детка, я перегнул палку. Пэм приходила сюда на обед. Она рассказала мне, что происходит. Нельзя было тыкать пальцем в ежа.
Фрэнки откинулась на спинку стула и покачала головой.
– Вирджил, от меня так много вреда?
– Из-за того, что ты копаешься в мозгах? Ну некоторым мозгам без этого не обойтись.
– Я меняю реальность для людей, – сказала Фрэнки.
– Потому что они тебя просят об этом, верно?
– Да. Но, может быть, я не имею права играть в игры с Господом… Отец осуждал меня, говорил, что я ничем не лучше хирурга, делающего лоботомию.
– Марвин всегда был очарователен, – сказал Вирджил.
– Можно открыть тебе один секрет? Я совсем по нему не тоскую. Я даже не могу утверждать, что сожалею о его смерти. Я не признавалась в этом ни одной живой душе. Даже Джейсону.
Произнеся эти слова вслух, Фрэнки испытала облегчение, будто сбросила с себя тяжелый груз, под гнетом которого жила многие месяцы. Всю свою жизнь отец был для них с Пэм эмоциональным мучителем. Вынуждая их чувствовать себя ограниченными. Бесполезными. Его гибель стала… облегчением. Ужасно, но это так.
– Тебя грызет совесть за такие мысли? – спросил Вирджил. Весь в черном, он напоминал священника на исповеди.
– Да.
– Ну и зря.
– Он был моим отцом.
– И что из этого? Это чистая биология. Он просто пожертвовал свой сперматозоид. Что в этом такого благородного? Отцовство – это не половой акт. Это все то, что идет следом.
– Твой отец жив? – спросила Фрэнки.
– Не имею представления; наверное, да. Думаю, Господь не очень спешит увидеться с ним. А знаешь, что он сделал, когда я в десять лет сказал ему, что соседский мальчишка симпатичный? Он тыкал мне в рот черенком от метлы до тех пор, пока меня не вырвало. И заявил: «Мой сын не будет грязным пидором».
Фрэнки на мгновение прикрыла глаза:
– Сожалею, Ви.
– Что тут сожалеть. Я все это к тому, что некоторые родители не стоят того, чтобы их оплакивали. Есть хорошие родители, а есть плохие. Наши с тобой плохие.
– Наверное, надо радоваться, что не было хуже. В физическом плане он не причинил нам ни малейшего вреда.
– Можно нанести множество ран, даже не прикасаясь к человеку, – сказал Вирджил.
– Ты прав. Ты подумывал о том, чтобы сменить работу? Из тебя получился бы хороший психиатр.
Официант подмигнул ей:
– Жди счет.
Отодвинувшись от стола, он встал, наклонился, чмокнул свою собеседницу в макушку и затерялся в ресторанной толпе. Фрэнки сразу стало одиноко. Она позвонила Джейсону, но на том конце включилась голосовая почта. Она позвонила Пэм, чтобы извиниться за ссору, но сестра тоже не брала трубку.
И тут телефон звякнул.
Новое письмо.
Такое впечатление, будто преследователь сопровождает ее повсюду. Будто знает, что ей одиноко, и хочет составить компанию. Фрэнки снова оглядела ресторан, но если Ночная Птица и был там, то прятался за морем лиц. Она открыла сообщение.
У тебя десять минут, чтобы спасти ее.
«Не отвечай», – велела себе Фрэнки. Именно такое указание дала компания по безопасности. «Никогда не отвечать. Он будет всеми силами провоцировать вас на ответ. Именно этого он и добивается. Вовлечь вас. И обмануть».
Не отвечать.
Фрэнки набила на телефонной клавиатуре ответ: «Кого?»
Ее палец завис над кнопкой «Отправить». Отправлять или не отправлять? Она знала, что делает ошибку, вступая в эту игру, однако уж больно зловещими были эти загадочные послания.
Ты нужна ей. У тебя десять минут, чтобы спасти ее.
Нет.
Фрэнки стерла ответ, не отправляя его. Затем стерла и само письмо. Хватит с нее игр; пора домой. С облегченным вздохом она достала из сумки кошелек и, отсчитав деньги за еду и вино, положила их на стол. Она поискала Вирджила в толпе, чтобы попрощаться с ним, но официанта нигде видно не было.
Снаружи, на Пост-стрит, росшие в кадках деревья поеживались от холода. Высокие здания по обе стороны улицы давили на Фрэнки своими громадами. Она оглядела улицу и решила, что здесь, в яркой субботней суете, ей ничего не грозит. Ведь ее дом – на ОʼФаррелл, всего в пяти кварталах отсюда.
Фрэнки снова услышала, как звякнул телефон. Нет, этот человек не сдается.
Психиатр колебалась. Как бы сильно ей ни
