И тут в бой вступил второй неучтенный фактор – Стрелок. Закрытый в землянке маг скверны.
Бревна переката землянки вспучились, разлетаясь, разбрасывая землю, вышвырнутые скверной. Из провала вылетел, поднимаемый темным вихрем скверной погани, небольшой худой человек, окруженный вьюгой темного торнадо, и с криком «Скверно! Скверно!» побежал-полетел на темных магов. Скверна стелилась за ним, как гигантские крылья. Все, кого эти крылья накрывали, валились на землю.
Вид пожираемых густой скверной людей был ужасен.
Темные маги забыли про воинов Лебедя, пытались убить Стрелка, а когда поняли, что им это не удастся, пытались бежать с поля боя. Столь же безрезультатно.
Но положения это уже не спасло. Маг скверны не сражался на стороне Тихого, он делал то, что считал нужным, без оглядки на флаги с лебедем. Но масса врагов давила.
А тут и случилось второе, чего опасался Тихий, – людоеды обошли их боевые построения, изрядно потесненные, местами уже трещавшие от ударов Неприкасаемых.
Егеря Лебедя не рискнули соваться в овраги, опасаясь сломать себе голову, а Неприкасаемые – не боялись. И их не берегли. Бурным горным ручьем они протекли затопленными оврагами, пробрались, обошли. Сначала – по одному, мелкими группами, они выбирались из непролазных дебрей, размытых ливнями почв Пустошей. Но сразу стало понятно, что это – первые капли будущего ливня.
И Тихому Ежу пришлось делать нелегкий выбор: кто умрет на месте, а кто будет прорываться через Неприкасаемых в тыл, спасая хоть что-то.
Этим сражение и закончилось. Началась агония. И добивание разрозненного, разбитого, прорванного строя со всех сторон.
– Шепот, – тихо сказал Ястреб, осматривая заваленный телами холм Ставки.
– Я пуст, наследник, – вздохнул Шепот, – полностью. И все накопители извел. Уже прижег себе каналы Силы.
Марк поднял голову. Он увидел гуляющего по полю битвы, как по лужайке, Пятого, в вихре скверны, прикосновениями рук, играя, превращающего людей, что тщетно пытались его убить, в оползающие слизью комки… непонятно чего.
– Малыш! – позвал Марк мыслесвязью.
– Скверно! – нахмурился Пятый, кивнул. – Скверно!
Полоса, а точнее – луч скверны ударил в грудь Марка, отшвыривая от него Ронга, падающего на бок, воющего от боли. Со спины Марка посыпалась расплавленная, застывающая обратно уродливыми нашлепками, вплавленная в плоть сталь и бронза доспеха и амуниции. Потом посыпалась и плоть, вытесняемая изнутри новой плотью. Уходили и тяжелые изотопы, вместе с радиацией, пожираемые скверной, но этого никто не видел, да и не знал еще никто о таких тяжелых материях и излучениях Мира. Из обрубка ноги, как росток из корня, лезла новая плоть, прямо на глазах формируясь в новую, но скверную ногу.
Марк закусил нижнюю губу так, что кровь текла по небритому подбородку. Его трясло, как в припадке лихоманки, так ему было больно.
Но он протянул руку. И уже Шепот выгнулся дугой, упал. Но запас Силы в нем был опять полон.
Ястреб поднял Шепота за шиворот, поставил на ноги, тряхнул:
– Заморозь здесь все, к еженям! Знаю! Знаю, как магу утерять дар! Сожги свои долбаные каналы дотла, но призови свою Воронку вместе со Стужей Смерти! Я сам тебя прирежу Вздохом Дракона, чтоб не мучился, быстро, обещаю! Но не дай этой мерзости пройти дальше!
Шепот склонил голову, подчиняясь воле Ястреба.
Белый в отчаянии смотрел туда, где был вчера вечером лазарет, тщетно пытаясь рассмотреть в нагромождении окровавленных, грязных тел волосы или кусочек платья Синеглазки. Но видел он там только как людоеды рвали зубами еще не остывшую плоть.
Белый подобрал меч Тихого, пошел вниз, с яростью, в злобе и отчаянии разваливая людоедов левой рукой чуть ли не пополам.
Налетевшая буря сбивала с ног, рвала волосы, одежду. Холодало так стремительно, что сражение прервалось. Люди и нелюди бросали кромсать друг друга, оборачивались туда, на холм, где стоял сияющий Силой магии воздуха маг, призывая с небес их, Небес, гнев на неразумных людей.
Шепот все же ослушался Ястреба. Он не призвал Смертную Стужу прямо себе на голову. А закрутил Воронку там, откуда все еще валили бесконечные волны нелюдей под бурыми знаменами, а точнее – тряпками с высохшей кровью, в которых их вымачивали. Отрезая поле битвы от орды людоедов. Буйство ветра спало. Но похолодало так, что затрещала стягиваемая морозом пропитанная водой земля. Не говоря уже о людях.
Как только от дыхания повалил изо рта пар, людоеды бросились бежать. Даже Неприкасаемые, потерявшие подряд обе вожжи управления: Белое Братство сначала выжгло сердце и голову всех Змей, а теперь вморозило в Пустошь и командование этой орды.
Бежали куда глаза глядят. Но подальше от хорошо видимой воронки Смертной Стужи.
А воины Лебедя – наоборот, как капли ртути, стекались воедино, укрупняя отряды, сплачиваясь, медленно двигались к холму, на котором раньше была Ставка князя, а сейчас – стояли воины и маги, призвавшие столь великое заклинание, обратившее в бегство всю орду.
Флаг Белого Хвоста подняли с земли, магией отчистили, подняли над головами. И повели людей на восток.
Битва завершилась. Взаимным поражением.
И война завершилась.
Победой.
Бойню, которую они застали спустя час пути, нельзя было отнести к битве. Это было избиение злыми островитянами бегущих людоедов.
– Я опоздал на битву, но я успел на войну! – крикнул взъерошенный, осунувшийся Черный Шторм.
Белый, молча, не в силах сказать ни слова обнял островитянина. Потому что за его спиной шел однорукий Корень, с разрубленным лицом и иссеченным доспехом работы Молота и НИИ, наскоро залитым Мертвой Водой. А самое главное для Белого – за его наплечниками была целая и невредимая Синеглазка.
Злые островитяне поспешали, как могли. Шли весь день, всю ночь. А к рассвету вышли на группирующихся Змей, вылезавших из затопленных оврагов. И воины Островов с ходу пошли в атаку. Без команд, без призывов. От злости, что они опоздали. Они встретили врага прежде чем союзников. Подгоняемые матами Шторма, что орал на них, собирая все известные ему пошлые эпитеты медлительности:
– Я… не только опоздал… из-за вас… на бой… я… опоздал… на войну…
И бил магией. Не жалея Силы. Со злостью, опустошая накопители, прижигая самому себе каналы Силы.
Островитян не зря считали одними из самых свирепых воинов Мира – Неприкасаемые были загнаны обратно в непроходимые дебри разломов Пустошей, заткнуты копьями в воды оврагов, те, что не смогли убежать, были изрублены.
В дебри не полезли – спешили туда, где гремела битва. Встречным ударом соединились с отрядом, которому Тихий Еж приказал спасать самое ценное – будущего княжича.
Синеглазка выла в голос, видя, что осталось от Белого Братства.
– Я всех вылечу! Я все исправлю!
– Все хорошо, любимая, – дышал изморозью ей в лицо Белый. – Все уже хорошо. Мы победили! И мы живы!
– Мы победили! И мы живы! – повторил,
