Над площадью, в огромной сфере иллюзии – все могли это зримо увидеть. И реку освежеванных мертвецов, и ровные ряды одинаковых бурых воинов, и памятники бесчеловечности Змей, их нечеловечески безумной, непостижимой жестокости. Ужасные, невероятные зверства, от которых стыла кровь в жилах.
Князь призвал людей объединиться. Это и завсегда все согласны. Но вот дальше князь стал нести такую придурь, юношеские прекрасные мечтания, что народ приуныл. Князь объявил, что работать надо всем. Это понятно. И работать надо даже женщинам и детям. И это привычно.
Но то, что работать надо не за монеты, а за какие-то «деньги» – ни в какие ворота не лезло! Князь не собирался платить за работу и службу! За отработанный день где-то, кто-то будет отмечать этот человеко-день. На этот «день-га» можно было получить обычную миску еды, которая принята в походе для щитоносца. И все знали, что за питание у новиков-щитоносцев. Что войско грабит и объедает все, через что проходят.
Народ забурлил. Рабство! Работа за еду!
А когда князь объявил, что запретил хождение вообще всех монет в землях Лебедя до окончания войны, народный гнев потек из кипящего котла их возмущения. С шипением и свистом, с криками, улюлюканьями и первыми летящими камнями.
Тут же раздались крики, что нет никаких людоедов. И что это и не князь вовсе! А самозванец, что захватил подлостью Престол Лебедя, магами своими запутав всем головы. И все это – чтобы поработить их, свободных поморцев!
– Бей! – истошный крик взорвал людей.
– В Пяти Горах так же было? – спросил Белый у Марка.
Они по-прежнему с балкона смотрели на беснующуюся толпу.
– Ага. А зачем им изобретать что-то новое? Если исправно работает уже проверенное, – Марк ежился, как на холодном ветру. Похоже, что боязнь толпы у него теперь надолго.
– Только они не рассчитывали, что мы сами используем их же прием против них, – сказал Ястреб, хищным пернатым смотря на толпу внизу, отгороженную высотой и прозрачным Щитом Разума Беспутного. – А плохо подготовленный, несвоевременный удар много хуже вовсе не нанесенного удара. Что?
Ястреб посмотрел на Белого, усмехнулся:
– Не я такой умный. Это – Дед. И Престол. С этим, Белым Святошей. Они все придумали. Вон, через Беспутного передали.
– А что тогда не видно клириков?
– ТОТ их чистит. На упреждение, как и мы. Он уже тут, вот копчиком чую его след! Гля, ворота собора вынесли! Ха-ха!
Вместо безобидных служителей-молителей Триединого толпу встретила Стена Щитов Черного Братства. Их молоты и топоры – крушили всех подряд, не разбирая, кто злодей, а кто заблудший.
Вой и стон разнесся над площадью. А когда в небе раскрылся огненный цветок, полиняв из белого в желтый, красный, потом – в синий, и рассыпался, толпа взвыла еще раз.
Улицы были забиты людской рекой так плотно, что входящие в город войска пустошников, полки Лебедя, стража вызывали неизбежную давку. Люди попытались бежать от ощетинившихся копьями стен щитов, но куда? И началась давка.
Люди топтали друг друга, их убивали, избивали, вязали воины и стражи. Ливневые водоотводы заполнились кровью.
– Ну, вот! – вздохнул Князь. – Верно говорил Старый, что надо бояться своих желаний. Особенно их исполнения. Не хотел я быть Белым Карателем. Буду Кровавым.
Понуря голову, он ушел с балкона.
Три дня воевал князь с собственным городом. Три дня – в реку и море – лилась кровь. Улицы были так густо покрыты телами убитых, что ходили прямо по трупам.
Пленных людей вязали в большие гроздья, уводили из города, собирали в оврагах и котлованах, оставшихся от выбранных выработок. Их охраняли злые пустошники, за малейшее неподчинение, безо всякого сожаления избивая людей. И убивая. И не только поморцев, но и своих же, пустошников, что пришли сюда уже давно, бросив могилы предков на произвол судьбы и поругание – без приказа князя.
Еще кипели яростные схватки на улицах города, его площадях, во дворах и в его садах, а пленных уже потрошили разумники и клирики, слившиеся во взаимной жестокости к связанным людям. Они проводили проверку на верность Триединому, а фактически Силой считывали воспоминания людей. И для людей это было не только стыдно, неприятно, а невыносимо больно. Вплоть до того, что место проведения проверки постоянно сдвигалось в сторону, прошедших проверку приходилось отмачивать в реке, а прежнее место засыпать землей.
Не прошедшие проверку блаженно улыбались, пуская слюни, лишенные разума. Прошедшие проверку – отмытые и покормленные – на Лысой горе рыли могилы рядами, куда своим ходом доставлялись безумные приговоренные, сами спускались в могилу, где копье палача завершало их путь мучений. Клирики же сажали в тела казненных желуди, после чего останки хоронили. Ровные, длинные ряды быстро заполняющихся могил опоясывали пологую, невысокую, покрытую нанесенной Потопом, но бесплодной землей, гору, пыль с которой – каждый раз при северном ветре – накрывала город.
Конечно же большая часть плененных людей проходила проверку. И в зависимости от тяжести их вины их и распределяли. Почти безвинные, заблудшие копали могилы, таскали и хоронили тела, потом возили тела убитых из города, впрягшись в повозки по четверо, вместо коней.
А те, чья вина была серьезнее, но немедленной казни все же не стоила, были связаны снова в вязанки и отправлены в горы. В каменоломни. Пожизненно. С возможностью освободиться через десять лет. При покладистости. Но для отправляемых на эту каторгу десять лет в каменоломнях – это и есть пожизненное.
Тысячи и тысячи людей. Не разбирая возраста, пола, положения в обществе, все поголовно проходили проверку. Писари записывали за каждым его грехи. Но писарей не интересовали прелюбодеяния и измены супругам и прочие, подобные этому, слабости людей. Их интересовали только измены Свету и князю. Подлость измены и воровство. Ну, и злодейские убийства.
Прегрешения людей записывались в толстые амбарные книги за их именем для дальнейшего определения тяжести их искупления судом. И отправляли работать.
Через три дня город вымер. Только трупы людей на улицах и крысы. Даже подземелья Ночного Двора были вычищены от человеческих отходов.
– Сжечь бы все! – сказал князь, глядя на это. – Да заново выстроить.
Опять забывая, что следует опасаться собственных желаний, особенно – их исполнения.
На четвертый день в землях Лебедя началась новая жизнь. Жизнь осажденной крепости, где даже у младенца были только обязанности и долг. Совсем без прав.
Князь лишил людей даже права на самоубийство. Потому как руки и жизни всех, всех без исключений людей, даже князя и его еще не рожденного сына, принадлежали Триединому и его наместникам на этой земле – князю Белому Лебединому Хвосту и новому наместнику Престола Триединого – преподобному Ронгу, Знающему Путь Света. (Самому впавшему в невменяемость от своего нового тягла и в лоскуты порвавшему три рясы наместника. Но клирики
