Это как раз то отчетливо ощущаемое превосходство, которое придает проявлению духа характер откровения и безусловный авторитет – опасное качество; ибо то, что мы можем, пожалуй, назвать более высоким сознанием, отнюдь не всегда является «более высоким» в смысле наших сознательных оценок, и оно зачастую находится в абсолютном противоречии с нашими признанными идеалами. По сути, это гипотетическое сознание можно было бы назвать просто «более широким», чтобы не возникло предубеждения, что оно всегда непременно стоит выше в интеллектуальном или моральном отношении. Образ мыслей бывает разным – светлым и мрачным. Поэтому нельзя быть глухим к мысли, что и дух также является не абсолютным, а чем-то относительным, нуждающимся в дополнении и пополнении жизнью. Дело в том, что у нас слишком много примеров, когда дух настолько овладевал человеком, что жил уже не человек, а только дух, причем не в смысле более богатой и насыщенной для человека жизни, а, наоборот, в противоположном жизни значении. Я отнюдь не хочу сказать этим, что смерть христианских мучеников была бессмысленным и бесцельным самоуничтожением, – напротив, такая смерть может означать даже более полную жизнь, чем какая-либо другая, – скорее я имею в виду дух некоторых полностью отрицающих жизнь сект. К чему такой дух, если он истребил людей? Строгое монтанистское воззрение, несомненно, соответствовало высшим нравственным требованиям того времени, однако оно было жизнеразрушающим. Поэтому я полагаю, что и соответствующий нашим высшим идеалам дух тоже находит в жизни свои границы. Разумеется, он необходим жизни, поскольку простая «Я»-жизнь является, как мы хорошо знаем, вещью крайне недостаточной и неудовлетворительной. Только та жизнь, которая одухотворена, является подлинно ценной. Удивительный факт: жизнь, которая проживается исходя только из одного «Я», как правило, действует удушающе не только на самого данного человека, но и на окружающих его людей. Полнота жизни требует большего, чем просто «Я»; она нуждается в духе, то есть в независимом и вышестоящем комплексе, который, очевидно, является единственным, кто способен вызвать к жизненному проявлению все те душевные возможности, которых не может достичь «Я»-сознание.
Но так же, как есть стремление к слепой, беспорядочной жизни, так есть и стремление принести в жертву духу всю свою жизнь, желая добиться творческого превосходства. Это стремление делает дух злокачественной опухолью, бессмысленно разрушающей человеческую жизнь.
Жизнь – это критерий истины духа. Дух, лишающий человека всех жизненных возможностей, – это дух заблуждающийся – не без вины человека, который волен отказаться от самого себя или нет.
Жизнь и дух представляют собой две силы или необходимости, между которыми находится человек. Дух наделяет его жизнь смыслом и возможностью величайшего расцвета. Жизнь же необходима духу, ибо его истина, если она не жизнеспособна, ничего не значит.
Проблема души современного человека[122]
Проблема души современного человека относится к тем вопросам, которые необозримы именно из-за своей современности. Современный человек – это человек, только что образовавшийся, современная проблема – это вопрос, который только что возник, а ответ на него пока еще находится в будущем. Поэтому проблема души современного человека в лучшем случае представляет собой постановку вопроса, который выглядел бы, наверное, совершенно иначе, если бы у нас была хоть малейшая догадка относительно будущего ответа; к тому же этот вопрос касается чего-то слишком общего, если не сказать неопределенного, настолько безгранично превышающего способность понимания отдельного человека, что мы имеем все основания подходить к такой проблеме с глубочайшей скромностью и умеренностью. Я считаю необходимым такое признание в ограничении себя малым, ибо ничто так не соблазняет произносить громкие и потому еще более пустые слова, как обсуждение подобной проблемы. Ведь, по-видимому, нам придется говорить нескромные и дерзкие вещи, которые легко могут нас ослепить. И без того уже слишком много было тех, кто пал жертвой своего красноречия.
Чтобы тут же начать с дерзостей, я должен сказать, что человек, которого мы называем современным, то есть человек, живущий в самом непосредственном настоящем, стоит на вершине или на краю мира: над ним небо, под ним все человечество со своей теряющейся в тумане древности историей, перед ним бездна всего будущего. Мало кто из нас является современным человеком или, лучше сказать, человеком, живущим непосредственно в настоящем, ибо такое существование требует высочайшей сознательности, самого интенсивного и экстенсивного сознания, с минимумом бессознательности. Ведь только тот полностью живет в настоящем, кто полностью осознает свое существование как человеческое. Это значит, что не каждый человек, живущий в данный момент, является современным – иначе все живущее сейчас было бы современным, – а только тот, кто осознает современность в наибольшей степени.
Тот, кто достиг осознания настоящего, непременно одинок. «Современный» человек всегда одинок, потому что каждый шаг к более высокой и широкой сознательности отдаляет его от изначальной, чисто анималистической participation mystique с толпой, от погруженности в общее бессознательное. Каждый шаг вперед означает отделение от этой всеобъемлющей материнской утробы первичной бессознательности, в которой пребывает большинство людей. Даже у культурного народа имеются самые глубинные пласты бессознательной жизни, мало чем отличающейся от бессознательности первобытных. Последующие более высокие слои живут, по сути, на ступени сознания, соответствующей начальным культурам человечества, а высшие слои обладают сознанием, подобным недавно прошедшим столетиям. Только современный в нашем понимании человек живет в настоящем, потому что он обладает сознанием настоящего. Только у него поблекли миры минувших ступеней сознания; их ценность и устремления интересуют его уже лишь с исторической точки зрения. Поэтому он в самом глубоком смысле стал «неисторичен» и тем самым отдалился от массы, живущей исключительно традиционными идеями. Более того, он только тогда становится полностью современным, когда достигает самого края мира: за ним отпавшее и преодоленное, перед ним – Ничто, из которого может возникнуть Все.
Пожалуй, это звучит столь высокопарно, что рискует походить на банальность; ведь нет ничего легче, чем превозносить такую сознательность. И в самом деле, существует целая орда никчемных людей, которые придают себе современный вид тем, что обманным путем перескакивают через все ступени, знаменующие тяжелейшие жизненные задачи, и неожиданно, словно призраки-вампиры,
