– Заклинаю тебя, о юный мой повелитель, – сказал он, обращаясь к Вольке, – потряс ли ты своими знаниями учителей своих и товарищей своих?
– Потряс, – ответил, вздохнув, Волька и с ненавистью посмотрел на старика Хоттабыча.
Старик Хоттабыч самодовольно ухмыльнулся.
Хоттабыч действует вовсю
Домой идти не хотелось. На душе у Вольки было отвратительно, и хитрый старик почувствовал что-то неладное.
Добрых три часа он рассказывал своему спасителю, сидя на скамейке на берегу реки, о разных своих похождениях. Потом Волька вспомнил, что мама дала ему деньги на билет в кино. Предполагалось, что он пойдет в кино сразу после того, как сдаст испытание.
– Знаешь что, старик, – сказал Волька загоревшись, – сходим в кино!
– Твои слова для меня закон, о Волька ибн Алеша, – смиренно отвечал старик. – Но скажи мне, сделай милость, что ты подразумеваешь под этим непонятным для меня словом: кино? Не баня ли это? Или, может быть, это так у вас называется рынок, где можно погулять, побеседовать со своими друзьями?
– Каждый ребенок знает, что такое кино. Кино – это… – Тут Волька неопределенно поводил в воздухе руками и добавил: – Ну, в общем, придем – увидишь.
Около кинотеатра стояла большая очередь в кассу.
Над кассой висел плакат: «Детям до шестнадцати лет вход воспрещен».
– Что с тобой, о красивейший из красавцев? – всполошился Хоттабыч, увидев, что Волька вдруг снова помрачнел.
– А то со мной, – с досадой ответил Волька, – что из-за твоих россказней мы опоздали на дневной сеанс. Теперь пускают уже только с шестнадцати лет. И потом – видишь, какая очередь. Прямо не знаю, что теперь делать… Домой идти не хочется…
– Ты не пойдешь домой! – заорал на всю площадь старик Хоттабыч. – Не пройдет и одного мгновения, как нас пропустят в твое кино, и мы пройдем в него, окруженные вниманием и восхищением.
«Старый хвастунишка!» – выругался про себя Волька, сжав кулаки. И вдруг обнаружил в правом кулаке два билета на восьмой ряд.
– Ну идем, – сказал старик Хоттабыч, которого буквально распирало от счастья. – Идем. Теперь-то они тебя пропустят.
– Ты уверен в этом? – осведомился Волька.
– Так же, как в том, что тебя ожидает великое будущее. Пусть попробуют не пропустить, – сказал он и подвел Вольку к зеркалу, висевшему около контроля.
Волька обмер. Из зеркала на него глядело уродливое существо: в коротких штанишках, в пионерском галстуке и с бородой апостола на розовом мальчишеском лице.
Необыкновенное происшествие в кино
Торжествующий Хоттабыч поволок Вольку вверх по лестнице, на второй этаж, в фойе. Наш герой, онемев от тоски, старательно прикрывал руками продолжавшие бурно расти бороду и усы. Контролерша сурово начала:
– Мальчик, детям до шестнадцати…
Но Волька совершенно машинально отнял руки от своего подбородка, и контролерша поперхнулась.
– Пожалуйста, гражданин, – сказала она и дрожащими от страха руками оторвала контрольные талоны билета.
В фойе было очень душно и жарко. Переминаясь с ноги на ногу, публика слушала игру джаз-оркестра. До начала сеанса оставалось еще пятнадцать минут. И казалось, что эти пятнадцать минут никогда не кончатся.
Около самого входа в зрительный зал скучал Женя Богорад, круглолицый, коренастый паренек, выглядевший значительно старше своих четырнадцати лет. Это был старинный Волькин приятель. Он невыносимо страдал от одиночества. Ему не терпелось рассказать хоть кому-нибудь, как сегодня Волька сдавал испытание по географии. И как назло ни одного приятеля!
Тогда он решил сойти вниз. Авось судьба пошлет ему кого-нибудь из знакомых. В самых дверях его сшиб с ног старик в канотье и расшитых золотом туфлях, который тащил за руку самого Вольку Костылькова. Волька почему-то прикрывал руками лицо.
– Волька! – крикнул ему Женя и помахал рукой.
Но Костыльков не выказал никаких признаков особой радости. Он даже, наоборот, демонстративно ушел в самый дальний угол фойе, и Женя обиделся. Он был очень гордый.
«Ну и не надо», – решил он и пошел в буфет выпить стаканчик ситро.
Поэтому он не видел, как вокруг его приятеля и странного старика начал толпиться народ. Когда же он попытался пробиться к Костылькову, было уже поздно. Вольку и старика Хоттабыча окружала плотная стена из многих десятков людей. Толпа продолжала расти. Граждане, громыхая стульями, оставляли свои места перед эстрадой. Вскоре оркестр уже играл перед пустыми стульями.
– Скажите, пожалуйста, в чем дело? – спрашивал Женя, неутомимо работая локтями.
Но ему никто не отвечал. Все стремились в заветный угол фойе, где, сгорая от стыда, притаился Волька Костыльков. Вскоре толпа разгалделась настолько, что стала заглушать звуки оркестра.
Тогда навести порядок решил сам директор кино. Он откашлялся и громко произнес:
– Граждане, разойдитесь! Что, вы бородатого мальчика не видели, что ли?
Когда эти слова директора донеслись до буфета, все бросили пить чай и прохладительные напитки и ринулись посмотреть на бородатого мальчика.
– Я погиб, ой, как я погиб! – тихо шептал Волька, с отвращением глядя на Хоттабыча.
Хоттабычу было не по себе. Он не знал, что делать.
– О мой юный повелитель! – нервно сказал он. – Прикажи, и все эти презренные зеваки будут превращены в прах вместе с этим трижды проклятым кино.
– Не надо, – горестно ответил Волька, и крупные слезы покатились по его щекам и пропали в гуще бороды.
Эта новость немедленно стала известна всем окружавшим Вольку.
– Бородатый мальчик плачет, – пошел шепот по всей толпе.
Потом лицо Костылькова вдруг просветлело. Он быстро повернулся к старику и сказал ему голосом, дрожащим от радостного волнения:
– Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, слушай мой приказ!
Старик Хоттабыч низко поклонился и ответствовал:
– Слушаю, о мой повелитель!
По толпе пробежал шепот.
– Старик кланяется этому мальчишке… Вы слышали: оказывается, старик поклонился в ноги этому бородатому мальчику! Тут что-то неладно! Очень интересно!..
Волька продолжал:
– Я приказываю тебе, Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб: сделай так, чтобы с моего лица пропала эта проклятая растительность.
– Но тебя тогда выгонят из кино, – пытался было возразить старик Хоттабыч.
Однако, увидев нетерпеливый жест Вольки, он покорно ответил:
– Слушаю и повинуюсь, о красивейший из красавцев!
– Только, пожалуйста, побыстрее! – зло сказал Волька.
– Слушаю и повинуюсь, – повторил Хоттабыч и что-то зашептал, сосредоточенно прищелкивая пальцами.
Борода и усы на Волькином лице оставались без изменений.
– Ну? – сказал Волька нетерпеливо.
– Еще один миг, о Волька ибн Алеша, – отозвался старик, нервно продолжая шептать и щелкать.
Но борода и усы по-прежнему мирно росли на лице нашего несчастного героя.
Старик Хоттабыч безрезультатно пощелкал еще немного. Потом, к удивлению и восторгу окружающих, он вдруг повалился на пол и начал, катаясь по пыльному паркету, бить себя в грудь и царапать лицо.
– О, горе мне, – вопил при этом старик Хоттабыч, – о, горе мне! Тысячелетия, проведенные в этой
