Волнения практически не было. Мы шли каботажем, у самого берега, плотная застройка нью-йоркской агломерации постепенно сменилась пляжно-коттеджной, и я мрачно подумал, зачем эти люди влезают в конфликт с Россией, как только им в голову пришло идти на прямую конфронтацию с Россией, со страной, в противостоянии с которой погибли самые разные империи – от Золотой Орды до Третьего рейха.
Зря это они.
Мартас-Виньярд – это остров, на котором нет военных баз, но есть какой-то то ли национальный парк, то ли заказник. А если есть это – то есть и егеря. Которых в США стоит опасаться – у них есть техника, в том числе оснащенная радарами и термооптикой, и есть оружие. Насколько я помню, есть даже спецназ – впрочем, спецназ в США есть у всех, от железных дорог и до библиотеки конгресса.
Что касается остального, то дача профессора располагалась у самой воды и имела собственный пирс, около которого, впрочем, не было яхты, ни дорогой, ни дешевой – никакой не было. Дача была двух этажей, стояла на склоне, она была обшита посеревшими от времени и влаги досками. Транспорта рядом никакого не было, забора не было, не было и сада – первозданная дикая природа. В России наверняка выкопали бы грядки… хотя в США супруга бывшего президента и в Белом доме держала небольшой огородик.
Мы примерно прикинули, что если заходить не от воды, а сверху, то мы сможем вести наблюдение. Правда, пришлось оставить основное оружие – Таворы – на яхте, потому что, если кто увидит, не поймет. Взяли только пистолеты, которые можно носить скрытно, и приборы для наблюдения. Три человека, в том числе мы с Бобом, заходят сверху, двое – снизу, от воды. Там можно и вовсе оставаться скрытными до самого последнего момента – просто сидеть в лодке. Пирс для яхты лодку как раз и скроет.
С лодки высадились и мы, даже ноги умудрились не промочить. Со времен легиона я ненавижу, когда мокрые ноги. Слишком о многом плохом это мне напоминает.
И вспомнилась французская Гвиана, точка пребывания легиона, центр по обучению выживания в джунглях. Тогда как раз прибыли морские котики США – те самые, которые только что до этого пристрелили бен Ладена. Эти парни ходили, надувшись от гордости, и многие считали, что теперь-то уж в войне точно будет перелом. Перелом, кстати, и произошел – только не в их пользу. Впереди была Арабская весна, ливийская катастрофа, Исламское государство и повторный ввод ограниченного контингента в Ирак. Потом, в восемнадцатом, вышла книга, где какой-то востоковед показывал, что бен Ладен был скорее сдерживающим фактором на пути исламской революции, что у них были серьезные разногласия с Айманом аль-Завахири – последний предлагал отказаться от терактов на Западе и направить все возможности радикальных исламских группировок на свержение муртадских правительств на самом Востоке, на дестабилизацию целых стран и регионов, с тем чтобы получить мощный поток добровольцев и создать ситуацию, с которой Запад в конце концов не справится. Бен Ладен же был романтиком джихада, он мало думал о геополитике, он скорее тяготел к эффектным, но одиночным акциям, которые, как он считал, должны были «разбудить» тех, кто не хотел пробуждаться.
Смерть бен Ладена от пуль американского спецназа – если это было так – и запустила страшный процесс обвала всей системы Сайкса-Пико и рождения системно-террористических, протогосударственных образований, что превратили подготовку террористов-смертников в конвейерный поток. Да, я про Исламское государство. Структуру, которая рано или поздно должна была возникнуть. Структура, отличавшаяся от всех прежних так же, как большевики отличались от эсеров и народников организованностью, систематичностью и зловещим интеллектуальным превосходством.
Я был одним из тех немногих, может, единственным, кто это помнил, – и я попытался рассказать об этом американцам. В ответ один из них сказал, расслабься парень, все будет путем, не вечно же этим обезьянам воевать. И отсалютовал мне банкой безалкогольного пива «Курс».
Не знаю, где он сейчас. И жив ли вообще.
– Видишь его?
– Да, вижу.
Я смотрел в бинокль – окна с этой стороны были большие и видно было хорошо.
– Твою мать…
– Что там?
– Сам посмотри, – я передал бинокль.
Боб взял бинокль.
– Твою мать…
– Тебе есть восемнадцать?
– Гребаные педики.
Н-да… вот я никак не могу понять, почему как интеллигент – так какое-нибудь дерьмо. Господи… сделай так, чтобы я это развидел…
– Что делать будем?
– Подождем, пока объект выйдет, и возьмем его.
– А второй?
– Второго в воду.
– Он гражданский.
– Спасибо, что напомнил.
…
– Вот такие вот типы растлевают детей в школе. Тебе его жаль?
– Нет. Но мне жаль себя. Я не хочу убивать гражданского…
Но все пошло совсем не так, как мы предполагали.
Наблюдатель второй группы сообщил о проблемах. Мы начали выдвигаться, но поспели лишь к самому шапочному разбору – когда один вытащил другого из домика и потащил к воде.
– Эй!
Неизвестный повернулся – и Боб ударил его по подбородку, послав в нокаут.
Хороший, кстати, удар. Я встал на колено, проверил Стайна. Он и был тем, кого тащили к воде.
– Этот жив. Похоже, тот его утопить решил.
– Вот и отлично.
Да я бы не сказал…
Мало во всем этом хорошего, очень мало…
Обоих извращенцев – и живого, и чуть живого – мы перетащили в «Зодиак» и доставили на яхту. Думали, не поджечь ли дом, но решили этого не делать – поджог в любом случае инициирует расследование, а нам этого не надо. Нам надо выиграть время.
Мы решили идти прямо в Мертл-Бич, там было немало яхтенных стоянок и можно было спрятаться. А по пути можно было разобраться с сукиным сыном – профессором и его «гражданским партнером». Это так теперь политкорректно называть гомосексуальный брак – гражданское партнерство.
Так вот, вытащили мы этого гражданского партнера на палубу, пристегнули наручниками, и Боб задал ему пару самых простых вопросов – в пределах Женевской конвенции. Он не ответил. Тогда Боб взял ведро и зачерпнул воды за бортом. Грязной и соленой. От которой даже корпус судна приходится защищать. Гражданскому партнеру хватило половины ведра, чтобы он, кашляя и отхаркиваясь соплями, начал говорить. Он оказался осведомителем британских спецслужб.
Меня это покоробило. Причем очень сильно. Как-то я привык при слове «сотрудник британской спецслужбы» видеть кого-то вроде Бонда – немногословного, элегантного, любимца женщин. А теперь сотрудники британских спецслужб… вот такие…
Боб, судя по всему, испытывал те же чувства, потому что он на глазах у гражданского партнера смачно харкнул в остатки забортной воды в ведре и выплеснул англичанину в лицо. Потом пошел в каюту.
Я остался на месте, смотря на океан. Легкое волнение и громоздящиеся на горизонте
