Загодя инструктировавший меня придворный чиновник сказал, что мне позволено выразить оба почтение на ширландский манер (то есть сделав реверанс), а не по-эригански (преклонив перед столь августейшей персоной, как оба, колени и коснувшись лбом земли). Мои реверансы особой грацией никогда не отличались, зато колени, когда я нервничаю, склонны дрожать и давать слабину, и я едва ли не жалела об этакой поблажке: на коленях легче сохранять равновесие. Но, попытайся я преклонить колени, это могло бы выглядеть шутовством, и я присела в реверансе рядом с мистером Уикером, приветствовавшим оба поклоном.
Анкумата н’Румеме Гбори
Наш прогресс был отмечен звучной речью так называемого «гриота», стоявшего рядом с оба. Этих ученых людей иногда называют бардами, но чаще используют тьессинское слово, служащее синонимом для целой дюжины понятий из различных эриганских языков. Равным образом и я могла бы использовать дюжину понятий для описания их по-ширландски: историки, сказители, поэты, музыканты, воспеватели и так далее. Они принадлежат ко дворам королевских и аристократических семейств и, зачастую, сами – полноправные аристократы со всем вытекающим отсюда влиянием и богатством.
Речи гриота я разобрать не смогла: согласно традиции своего ремесла, он говорил на очень архаичном йембе, похожем на обычный йембийский не более, чем ахиатская или йеланская каллиграфия – на обычную скоропись, а для меня оказался еще менее понятным. (В отличие от речи, каллиграфия по крайней мере сидит смирно и дает время приглядеться к ней и подумать.) Однако, зная о байембийских обычаях все известное мне сейчас, могу предположить, что большая часть речи представляла собой декламацию хвалебных имен оба, имен его предков и их хвалебных имен, и прочего, призванного внушить нам, сколь мы ничтожны и мелки в сравнении с ним.
Одно из этих хвалебных имен в переводе на ширландский означает «тот, чьи ноги сделаны из железа», или «Железноногий», хотя последнее, на мой взгляд, звучит неизящно, больше похоже на кличку, какой матросы могли бы наградить некоего особо просоленного морем капитана. Между тем его протезы – по крайней мере, в новейшем своем воплощении – определенного изящества речи заслуживали. Они были украшены золотым геометрическим орнаментом, характерным для йембийского искусства – ведь правителю государства не подобает носить на себе хоть что-нибудь обычное. Но отполировать их никто даже не пытался: это в корне противоречило бы их назначению. В отличие от многих придворных, оба не носил и ткани, обернутой вокруг бедер в виде длинной юбки, которая могла бы скрыть протезы. Вместо этого на нем была искусно украшенная набедренная повязка: Анкумата н’Румеме Гбори прекрасно понимал роль своего увечья и избавления от него в легендах о себе и использовал все это к собственной выгоде.
Таким образом, это был человек, превративший свою слабость в силу. Если вы проникнетесь хотя бы вышесказанным, этого будет довольно.
За церемонными приветствиями последовали расспросы о здоровье Натали. Я уже не сомневалась, что далее разговор перейдет к требованиям сэра Адама, но нет – посол хранил молчание (и, правду сказать, несколько скучал), а оба не обмолвился о лорде Денбоу и словом.
Вместо этого он подал мальчику, овевавшему его огромным опахалом, знак оставаться на месте и встал. При этом я услышала тихое шипение: его протезы таили в себе хитроумно сконструированную гидравлику.
– Прогуляйтесь со мной, – сказал он нам с мистером Уикером мягким, но ничуть не скрывающим весомость приказа голосом.
– Слушаю, челе! – хором ответили мы.
Думаю, это слово можно перевести как «ваше величество», поскольку оба – самодержавный правитель своего народа (хотя и в несколько ином смысле, чем король Ширландии), однако так будет утрачено происхождение этого слова от слова «эче», по-йембийски означающего «золото». Таким образом, подобающее обращение к оба означает нечто наподобие «золотой владыка».
К моему удивлению, приглашение оба было предназначено только для нас двоих и гриота. Едва заметными знаками Анкумата дал женам и слугам понять, что им следует остаться, а слуги – уже не столь незаметно – передали его повеление нашим ширландским соотечественникам. Под затихающие позади протесты сэра Адама мы вслед за оба прошли под тенистую арку и оказались в саду – том самом, где я гуляла с Галинке несколько месяцев назад.
Шел оба медленно, но насколько причиной тому были протезы, а насколько – неторопливость, приличествующая высокому положению, сказать не могу. После того как мы удалились от арки и оказались вне досягаемости слуха остальных (хотя не покинули пределов досягаемости стрелы или пули стражей на высоких стенах), он обратился к мистеру Уикеру:
– Ты изучал драконов. Что ты узнал?
В отличие от друштаневского боярина, некогда задававшего тот же вопрос лорду Хилфорду, Анкумата, очевидно, ждал ответа с искренним интересом. Собравшись с мыслями, мистер Уикер изложил ему краткое резюме открытий, сделанных нами до сих пор, и с сожалением добавил (на взгляд моих все еще натянутых нервов, совершенно напрасно):
– Затем болезнь мисс Оскотт вынудила нас на время приостановить работу.
Оба кивнул и без всяких предупреждений заговорил со мной:
– Ты желаешь изучать драконов на болотах.
Сердце так и екнуло в груди. Это вовсе не было тайной, но об этом я говорила лишь очень и очень немногим, и легкость, с которой здесь разносятся слухи, мне ничуть не понравилась. Но врать этому человеку я не могла, и потому сказала:
– Да, челе. Мы еще многое могли бы узнать о драконах здесь – полагаю, работы хватило бы не на один год, однако сопоставление чрезвычайно важно. В некоторых отношениях, наблюдая за мулинскими болотными змеями, мы могли бы узнать о степных змеях и прочих видах драконов больше, чем изучая только их.
Мы достигли противоположной стороны сада и оказались у лестницы, ведущей на стену. Шипящим механическим шагом Анкумата двинулся наверх. Мы, озадаченно переглянувшись, последовали за ним.
Поднявшись на стену (стражники почтительно удалились в стороны), оба указал вниз.
– У меня есть степные змеи, изловленные в буше. Но пользы, кроме дыхания, от них нет: в цепях они не могут бегать, а если я снимаю цепи, убегают.
Я опустила взгляд. Там, под стеной, на туго натянутых цепях, расхаживали по дну сухого песчаного рва два очень недовольных дракона.
– Вы используете их для охраны? – спросила я.
– Они производят впечатление на людей, – сказал оба. – И больше ни на что не годны.
Взяв из рук гриота кусок вяленого мяса, он бросил его вниз, на песок. Один из змеев взглянул на
