После удачных действий в Аварисе и его окрестностях Моисей и Аарон направились к своему народу. Необходимо было встречаться с их старейшинами и доказывать им, что сам Господь направил братьев, чтобы вывести евреев из Египта и избавить их от рабства. А эта задача была посложнее. Моисей отдавал себе отчет, что заставить поверить самих рабов в то, что они – избранный Господом народ, будет куда труднее, чем убедить старейшин в необходимости покинуть Египет. Ну, и самая сложная задача была третья – ходить к фараону и настаивать на том, чтобы он отпустил евреев на несколько дней с семьями, скотом и прочей утварью в пустыню совершить жертвоприношение своему Богу. Моисея и Аарона страшила не сколько необходимость прорываться во дворец и убеждать египетского правителя, сколько неуверенность в том, а сможет ли поразить Господь Египет всеми теми чудесными карами, которыми обещал. Хоть братья и корили себя за неверие и сомнения, они не могли совладать со своими опасениями до конца и искоренить их из своих душ. Поняв, что Аарон переживает ровно о том же самом, что и он, хоть и не озвучивает свои страхи вслух, Моисей сам завел разговор на эту тему. Это было правильным решением, поскольку общие и уже не скрываемые страхи сплотили их еще сильнее. Выговорившись друг другу, оба вдруг почувствовали заметное облегчение, после чего Моисей предложил решать проблемы по мере их приближения, заметив, что для преодоления всех трудностей нужно начать их преодолевать, а не заниматься прогнозированием. А дальше, даст Бог, постепенно проблемы будут рассасываться. В ближайшей перспективе для братьев маячила необходимость встретиться и пообщаться со старейшинами. Об этом они и решили сейчас думать, не загружая свой разум последующими трудностями, с которыми они столкнутся в случае успешного решения ближайшей проблемы.
До своего народа Моисей с Аароном добрались без каких-либо приключений. Довольно быстро им удалось встретиться со старейшинами и начать переговоры по поводу исхода из Египта в землю, где течет молоко и мед. И в этом деле братьев также ждал успех, хотя и не мгновенный, и переменчивый. После первоначальных воодушевленных рассказов Аарона и Моисея старейшины посчитали обоих обыкновенными сумасшедшими, хотя и вполне милыми. Но с их стороны не возникло ни малейшего желания поддерживать чужие навязчивые идеи, которые могли привести к плачевному результату для всего их народа. Моисей ожидал именно такой первой реакции, и даже еще хуже, поэтому отказ старейшин его нисколько не огорчил. Нет ничего хуже, чем обманутые ожидания. Но лица, которые скривили старейшины, услышав рассказ, как Моисей разговаривал с Богом, и их корректный, но жесткий отказ поверить в бред были намного лучшим итогом, чем ожидали братья. Поэтому ни один не расстроился и не перестал верить в свои силы. Скорее, наоборот, оба обрадовались, поскольку их трезвые ожидания были не обмануты, а совсем напротив, реальность оказалась даже радужней, чем их прогнозы.
Для продолжения переговоров со старейшинами и последующих попыток их убедить в ход пошла демонстрация чудес, как и велел из-за горящего куста Хиз. После первого чуда удалось вызвать явный интерес к продолжению общения с братьями. После третьего же чуда, когда вода, которую зачерпнул Моисей, стала красной, то есть, по мнению смотрящих на это диво, превратилась в кровь, старейшины поменяли свое первоначальное мнение. Они были поражены, поскольку отродясь не видали ничего подобного, и стали дотошно и до мельчайших подробностей расспрашивать о том, что же говорил Господь. Всего лишь за пару дней фигура Моисея стала популярной уже среди всего еврейского народа, а не только в избранном кругу старейшин. Все больше обыкновенных рабов приходили после тяжкой работы послушать, что же рассказывают эти два не совсем обычных старца, и поглазеть на невиданные три чуда, которые один из них охотно повторял неоднократно на бис. Вера сынов Израилевых в то, что Господь их избрал для того, чтобы успешно вывести их в землю, где течет молоко и мед, крепла день ото дня. И буквально за неделю Моисей из никому не известного пастуха, над странностями которого еще совсем недавно потешались старейшины, стал для своего народа мессией и пророком. Рабы верили в него и, воодушевленные речами Аарона вместе с показанными им чудесами, готовы были пойти за братьями куда угодно, а уж из Египта, где заставляют трудиться в поте лица, вообще с превеликим удовольствием. Народ был в предвкушении светлого будущего, и настроения среди евреев веяли праздничные, даже слишком, поскольку египтяне, наблюдавшие эту не сильно скрываемую радостную волну, забеспокоились и насторожились.
Снискав оглушительный успех, Моисей понимал, что он близок к тупику. Народ всецело поддерживал его и даже бесновался от воодушевления, которого не испытывал уже многие сотни лет. Все дружно верили в Моисея и в их общее светлое будущее, постоянно просили его рассказать, как звучит и на что похож голос Господа, и коллективно всей толпой мечтали, как же они славно заживут в той благословенной земле, где течет молоко и мед. Этот груз ответственности не мог не давить на еще совсем недавно безвестного пастуха. Моисей попросту не понимал, что же будет дальше и что ему нужно для этого делать. Все, что он помнил из разговора с Господом, он уже сделал. Оставалось, пожалуй, только сходить к фараону и передать ему просьбу их истинного Бога отпустить весь еврейский народ в пустыню на несколько дней, чтобы совершить там жертвоприношение. Но что делать Моисею потом? Этого он не знал наверняка, поэтому сильно разволновался, хоть и находился на волне оглушительного успеха и народной любви к нему.
Господь Моисею пока что больше не являлся с тех пор, как говорил с ним из несгорающего тернового куста, и никаких новых инструкций не давал. К еще совсем недавнему пастуху снова подкрался страх, хотя бы потому, что он понимал, как фараон отреагирует на его первый приход к нему и на его просьбу отпустить сынов Израилевых в пустыню. А какие действия предпринимать дальше, Моисей не знал и боялся напортачить, хотя бы потому, что Бог все молчит и молчит, несмотря на все его призывы к нему и молитвы. Новый любимец еврейского народа прекрасно помнил, что Господь
