– Не требуется.
– …Ваше заявление всенепременно рассмотрели бы.
Глава 5
По тарелке растекалось нечто.
Розовое и воздушное.
Пахнущее духами, тот самый полузабытый мною аромат «Красной Москвы», который ассоциировался с бабушкой, но никак не с обедом.
– Вам не нравится? – заботливо осведомился ксенопсихолог, и зоб на его горле надулся.
– Я к такому не привыкла. Что это?
– Ишасский пудинг…
– Пудинг – это Агния… – пробормотала я и, решившись, ткнула-таки в него вилкой.
Пудинг задрожал, но не сдался.
– Агния – это пудинг… мы теперь знакомы…
– Это обычай вашего мира – разговаривать с едой? – уточнил ксенопсихолог. Он жевал что-то темное, с виду донельзя напоминающее жареных кузнечиков. И так смачно.
С хрустом.
У меня даже появилось желание стянуть одного-другого кузнечика, все лучше, чем воздушное, но непробиваемое нечто.
– Нет. Это… а нормальная еда у вас есть? – когда пудинг очередной раз продавился вилкой, но не зацепился за нее, я сдалась.
– Согласно требованиям Ассоциации пассажиров, на любом корабле класса Б имеется еда, способная удовлетворить запросам ста двадцати семи рас.
– Чудесно…
– Гоминиды любят пудинг.
– Я исключение.
Разозлившись, я воткнула вилку в центр розового облачка. И оно лопнуло, обрызгав меня слизью.
– Вот видите, вы справляетесь, нужно лишь привыкнуть, – рептилоид забросил в пасть очередного кузнечика и захрустел. – Не нужно перестраивать себя под требования вашего партнера. Это повлечет возникновение глубокого внутреннего конфликта.
Чудесно.
Запах духов стал четче. Мерзее.
А я слизнула розовую каплю с запястья. Если не поем, так хоть узнаю, какова на вкус инопланетная еда.
Сладкая.
А еще вязкая, что клей. Зубы моментально слиплись.
– …Его развитие не будет способствовать скреплению вашего брака.
– Мгы…
– И моя цель – донести до вашего понимания вашу самоценность…
– Мнгу…
Свою самоценность я ощущала в полном, так сказать, объеме, более того, если верить дорогой своей бабушке, то ощущала ее даже как-то слишком.
Так сказать, с перебором.
Рептилоид же, сковырнув застрявшую меж зубов соринку, коготь облизал и продолжил:
– …Чтобы при встрече с вашим женихом ваша личность не пострадала.
Главное, чтоб его личность не пострадала.
Я с трудом, но расцепила зубы и тарелку отодвинула. Вилку, заляпанную розовой пакостью, тоже отложила. Вытерла салфеткой руки. Языком провела по клыку, который давно уже шатался, убеждаясь, что не выдрала его этим… чудо-клеем.
– Мяса, – отчетливо произнесла я, – хочу. Жареного.
Рептилоид мигнул.
От самочки исходили волны негатива, которые Визари честно пытался глушить, но получалось с трудом.
Упряма.
Агрессивна, что странно с учетом ее небольших размеров. И все-таки Ицхари должен был большее внимание уделить истории того Древними забытого мирка. Но время, время… время уходило, и Визари ощущал это особенно остро.
Он разменял не один десяток циклов.
И экспедиция нынешняя была отнюдь не первой, в которой ему довелось принять участие. Более того, ему нравилась его работа.
Агентство.
Полеты.
Перелеты.
Миры и существа, разум которых был открыт и сладок.
Эмоции.
Ах, какие они испытывали эмоции… разве на болотах родного Роо-Шоуна Визари встретил бы подобные? Хрупкая нежность, словно первоцвет… и сладость предвкушения… первая встреча. Удивление. И восторг. И недоумение порой.
Иногда – острое негодование, которое он, Визари, приглушал, исподволь убеждая особо упрямое создание, что видит оно воплощение всех своих желаний.
Идеал.
И видеть, как это навязанное убеждение врастает в разум, превращается в часть мировоззрения… пропущенные Приливы Роо-Шоуна того стоили.
Самка полыхнула раздражением.
Вот что с нею не так? Или рептилоид на нее так действует? Следовало признать, что, даже относясь к одной биологической группе, рептилоид все же оставался для Визари чуждым. И отнюдь не потому, что прочесть его было сложно.
Неэтично.
Но и писать эмоции на камни тоже неэтично. Да и незаконно… с другой стороны, эти камни принесут немалую прибыль, которая, вкупе с прочими накоплениями, позволит Визари приобрести два-три фарлонга побережья.
И новый Прилив он встретит на своем песке.
Он выстроит гнездо из розовых круглых камней, до которых так охочи молоденькие самочки, а дно застелет широкими листьями ла-орши. И лучше, если таких гнезд будет несколько. Когда же поднимется темная луна, последняя в сонме сестер своих, Визари пошлет призыв.
Он сочинил песню из чужих эмоций.
И ныне добавлял в нее последние ноты… вот, к примеру, эту напористость… она яркая, горьковатая, и эта горечь поможет разбавить излишнюю сладость общего фона, оттенить прочие эмоции. Да, пожалуй, она стоит того, чтобы Визари ее записал.
– Как она? – вопрос Ицхари несколько отвлек, что от самочки, что от размышлений по поводу того, где именно – в прелюдии или завершении – ее эмоции будут смотреться уместно.
– Тяжело.
– Она приняла его…
Чувствительные волоски Ицхари задрожали, выдавая волнение. Более того, сейчас впервые за многие годы Визари ощущал отголоски эмоций.
Инсектоид волновался.
И был преисполнен отчаянной решимости во что бы то ни стало свести самочку с круоном.
– Она не до конца уверена, что происходящее с нею реально, – Визари было жаль начальника, но собственное сожаление, впрочем, как и все иные эмоции, было вялым. – Это плохо.
Самочка требовала мяса.
Визари ощущал и ее голод, и возмущение, и еще усталость.
И собственное обычное недоумение, тоже вялое. Зачем все настолько усложнять? Или все дело в том, что и эта самочка, и круонцы потеряли связь со своим Морем? Для них не звучит голос Прилива. Они забыли о песке и гнездах, которые надо беречь. Они придумали длинные и сложные, порой совершенно безумные брачные танцы, но все равно не способны выбрать партнера сами.
– Сделай что-нибудь!
– Она плохо поддается воздействию…
– Она гоминид. Ты раньше работал с гоминидами… они мягкие, ты сам говорил! – жвалы Ицхари раздраженно щелкали, а псевдоусы трепетали, роняя тончайшие былинки пыльцы. И запах тревоги делался ощутимым, волнующим.
А ведь в копилке Визари почти нет негативных эмоций.
Возможно, и они пользовались бы спросом?
– Гоминиды психически неустойчивы, – Визари сложил передние конечности на груди, чуть склонил голову – поза смирения и покорности воспринимается одинаково, что рептилоидами, что инсектоидами, и действует на собеседника успокаивающе. – Эмоционально нестабильны. Но обладают хорошими аналитическими способностями. Попытайтесь действовать с точки зрения логики. Убедите ее.
– Если бы только ее…
Острые выступы на передних конечностях завибрировали, издавая тонкий неприятный звук, который, пожалуй, можно было интерпретировать как сигнал тревоги.
И Визари прикрыл глаза.
Он сосредоточится на работе.
Он убедит самку не нервничать.
Не проявлять агрессии.
Быть… самкой.
Мягкой, требующей защиты и опеки… беззащитной… беспомощной… и пусть потребляющей в пищу мясо, но… и хищные самки иногда проявляют мягкость… и внимание.
Они слушают собеседника.
И относятся к его словам серьезно. А еще очень… очень сильно желают одомашниться, выйти замуж и отложить много-много яиц…
То есть детенышей.
Визари выпустил воздух из верхней пары легочных мешков: все-таки живорождение при всех его преимуществах имело существенный недостаток. Сам Визари не желал и представлять, каково это – провести остаток дней с какой-нибудь самкой.
Впрочем, работы это не касалось.
Одомашниться…
И замуж.
Я смотрела на кусок слегка обжаренного мяса, стараясь не думать, кем оно было при жизни. Нет, раньше меня не посещали мысли столь странно-вегетарианского направления, и вид куриной тушки не вызывал отвращения, как и кусок свиной вырезки.
Но здесь…
– Что это? – я ткнула вилкой в эту отбивную, немалой,
