Квин улыбнулась и быстро перекинула палку из правой руки в левую, а потом – обратно. Прием был проделан безупречно, очень умело – она, наверное, часами отрабатывала его.
Я изо всех сил сосредоточился, примечая все: ее танцующие ноги, положение ее тела, потом – ее глаза… В особенности глаза.
Я был готов к следующей атаке.
Квин ринулась на меня, целя в челюсть. Я шагнул назад, за пределы досягаемости ее палки, и тут же – вперед. Она двигалась быстро, но я был лучшим палочным бойцом Майпосина.
Квин чуть замешкалась, отступая, и я ударил ее в лоб мгновенным возвратным ударом, попав как раз над правым глазом. Рана была почти такой же, какую она нанесла мне. Она покачнулась, но не упала. Струйка крови уже ползла к ее глазу.
Квин улыбнулась.
Она стояла в луче лунного света и улыбалась; лицо ее стало другим. Когда я был совсем маленьким, мама однажды показала мне нарисованного в книжке ангела – с огромными, величественными крыльями… Но что мне навсегда врезалось в память – так это его лицо. И сейчас лицо Квин, охваченной ликованием боя, было таким же сверхъестественно красивым.
Третья схватка оказалась самой ожесточенной и длилась долго. Квин отчаянно хотела победить, но и я хотел того же: я следовал за ней шаг за шагом, удар за ударом. Дважды она прорывалась сквозь мою защиту, и меня спасала только скорость.
Иногда мы делали шаги, скопированные с Трига, но по большей части пускали в ход уличные приемы.
Когда наступил конец, это было почти разочарованием.
Сами того не сознавая, мы подошли к самому краю свободного места. Я заставлял Квин пятиться назад, все дальше и дальше, а потом рванулся вперед, целя ей в левый висок.
Внезапно почувствовав под ногами кости, Квин потеряла равновесие. Наверное, если бы девочка не поскользнулась, то полностью бы ушла от удара, но, поскольку она отклонилась, палка попала ей вместо виска прямо по губам.
Квин упала в груду костей, и они обрушились ей на голову и плечи. Вытащив ее, я увидел, что губы ее сильно кровоточат и уже начинают распухать. Я поморщился, восторг победы тут же уступил место сожалению. Я был сам себе противен, – не только потому, что причинил Квин боль, но еще и потому, что был уверен: последствия удара пройдут не скоро. Неужели ее губы когда-нибудь снова станут привлекательными?
Но мои мысли очень быстро приняли более эгоистичный оборот. А чем случившееся грозит мне самому? Что скажет и сделает Тайрон, увидев лицо дочери? И что будет, когда он выяснит, кто за это в ответе?
Но глаза Квин сияли.
– Кажется, у меня шатается зуб, – сказала она, вытирая тыльной стороной ладони окровавленные губы.
– Прости, пожалуйста, – выдавил я. – Это не считается! Ты поскользнулась.
Она решительно мотнула головой:
– Нет. Поскользнись на арене – и конец: пары секунд не пройдет, как тебя пырнут. Здесь действуют те же самые правила. Ты победил.
Как победитель, я поклонился, точно так же, как это делали на Арене 13.
– Я никогда не видела, чтобы палочный боец кланялся, Лейф. Так принято там, где ты жил?
Я кивнул:
– Мой отец раньше дрался на Арене 13. Он научил меня палочному бою, и мы обычно кланялись друг другу после победы. Сражаясь с другими мальчишками, я тоже начал кланяться; они собезьянничали, переняв мою привычку, и вскоре все уже делали так.
Я думал, Квин рассердится, что я победил, но ее как будто покинула вся горечь. Теперь она выглядела чуть ли не счастливой, ее окровавленные губы снова сложились в улыбку.
– Спасибо, что сразился со мной, Лейф, – сказала она. – Я наслаждалась этим боем.
То, как она произнесла мое имя, и ее взгляд согрели меня изнутри. Мгновение мы пристально смотрели друг на друга.
Все портило только одно.
Квин была дочерью Тайрона.
11
Никто не дерется с девчонками
Некоторые думают, что сам Ним разумен, что это сумма всех существующих шаблонов.
Другие считают Ним богиней, которая выбирает смертного, чтобы тот стал ее чемпионом.
Все это верно.
«Амабрамсум»,книга мудрости гентхаев– Чем это вы занимались? Ну и вид у тебя!
Издевательский голос вырвал меня из сна без сновидений, я открыл глаза и увидел ухмылку Палма, который глядел на меня сверху вниз.
Я медленно сел. Голова болела, и, когда я дотронулся до лба, рука оказалась липкой от крови. Подушка тоже была заляпана кровью, и на меня нахлынули воспоминания о событиях минувшей ночи.
– Кто это тебя так? – спросил Палм. – Паршиво выглядишь.
Они с Дейноном спали, когда я минувшей ночью прокрался обратно в комнату.
– Я дрался на палках, – ответил я, пытаясь собраться с мыслями.
Это было нелегко; в голове начала пульсировать боль.
– И, похоже, проиграл, – самодовольно заметил Палм.
– Нет. Было три схватки, и я выиграл! – не подумав, ответил я, раздраженный его попыткой сделать из меня дурака.
– С кем же ты дрался? Квин водила тебя в Общину?
Я покачал головой:
– Нет, мы ходили в другое место. Я дрался с Квин.
В тот же миг я понял, что совершил ошибку: не надо было рассказывать об этом.
Никогда не забуду, какое у Палма сделалось лицо – изумленное и, кажется, торжествующее. Потом это выражение медленно изменилось на презрительное.
– Ты дрался с Квин? Дрался с девчонкой?!
Я кивнул. Голова болела, когда я ею двигал. Болело все.
– Никто не дерется с девчонками, – сказал Палм, качая головой и глядя на Дейнона так, будто не мог поверить своим ушам.
Дейнон избегал моего взгляда.
Я-то думал, Квин дралась с ними обоими и им обоим показывала Колесо. Но, видимо, я ошибался и Квин не бросала им вызов.
– Как только все выплывет наружу, над тобой будет потешаться весь город! – глумливо заявил Палм. – Ну и стыд! И здесь тебе больше не учиться: ты закончил, еще не успев начать! Тебе никогда не скрыть случившееся от Тайрона.
С этими словами он вышел из комнаты, наверняка собираясь по своему обыкновению первым спуститься к завтраку.
Взглянув на картину с изображением бойца Арены 13 над его кроватью, я печально подумал: «Похоже, я лишил себя шанса сражаться там».
Предсказание Палма вскоре сбылось. С моим ученичеством было покончено даже быстрее, чем он предполагал. Как только я оделся, явился слуга с запиской: Тайрон хотел, чтобы я спустился вниз.
Он ждал в саду за домом, и, едва взглянув на его лицо, я понял – дело плохо. Сперва, когда я вышел на солнечный свет раннего утра, он стоял ко мне спиной, и я заметил у его ног сверток одежды, перевязанный веревкой. Сердце мое упало: я узнал рубашку, в которой пришел сюда из Майпосина.
Тут Тайрон повернулся ко мне лицом. Он выглядел скорее печальным, чем сердитым.
– Ты меня подвел, мальчик, – сказал он. – Я не разрешаю драться на палках, и ты это знал. Ты что, не слушал? По-моему, я объяснил все достаточно ясно.
– Мне
