Я не мог уследить за каждым из сигналов в последовательности, но достаточно часто наблюдал за тренировками Керна, чтобы в общих чертах понять его замысел. Керн готовился к наступлению. Обычно он начинал свои схватки с того, что Тайрон называл «контролируемой агрессией», и в этом не было ничего безрассудного – именно такая тактика и позволила Керну занять первые места в Триге.
Невозможно было понять, что чувствует Хоб, потому что его голову полностью закрывал шлем. «Какое у него лицо? – гадал я. – Холодное и бесстрастное? Или он ухмыляется в предвкушении победы?»
Мне не нравилось, что он в шлеме, а Керн – нет. Отец носил волчий шлем, – почему же другие бойцы не бросят Хобу вызов, сделав то же самое? Разве теперь это запрещено?
Керн атаковал. Он сделал это искусно, меч его лака с металлическим скрежетом лишь чуть-чуть промахнулся мимо горловой втулки ближайшего лака Хоба; но потом Керна стали теснить и прижали спиной к стене арены. Его лак отчаянно старался защитить его от клинков, которые описывали дуги, целя в человека.
Керн использовал свой любимый прием, двигаясь вдоль деревянной стены и то и дело отталкиваясь от нее, а лак всячески пытался его прикрыть, сдерживая натиск врага.
Керн снова пошел в атаку и некоторое время держался в центре арены. Он был хорош, и той ночью сражался лучше, чем когда-либо, достигнув новых высот боевого искусства. Один раз он даже отогнал Хоба и его триглад в дальний угол – казалось, есть реальный шанс, что человек сможет победить.
Небольшая толпа на балконе начала кричать, подбадривая его, а потом одобрительно затопала. Керна очень любили, все ожидали, что он станет чемпионом этого сезона. Люди верили в него. Он был для них лучшим, и все желали ему победы над ненавистным Хобом.
Схватка была яростной, но постепенно Хоб начал брать верх и Керна снова стали теснить.
А потом прозвучал гонг. С трудом верилось, что уже пролетело пять минут. Теперь оба бойца должны были сражаться, стоя перед своими лаками.
Они перестали биться и сменили позиции.
Люди утихли; я ощущал их тревогу. Хоб был быстрым, неумолимым, куда опаснее любого лака. Теперь меч Керна будет сражаться против его меча. Протянув длинные руки поверх плеч Керна, его лак попытался его защитить – но сумеет ли он?
Хоб неистово атаковал, и Керн отступил.
Тина закрыла лицо руками, не в силах больше смотреть. Дейнон кусал ногти.
– Прочь от стены, дурак! Прочь от стены! – крикнул Тайрон, опустившись на сиденье рядом с Тиной. Он тяжело дышал.
Эти слова могли показаться слишком грубыми: было ясно, что Керн и так отчаянно пытается отойти от стены, но ему мешает яростно атакующий Хоб. Керн прижался спиной к защищенной доспехами груди своего лака, и податься ему было некуда: прямо перед ним стоял Хоб, с двух сторон напирал триглад. Но я знал, что Тайрон любит зятя как родного сына и только страх за Керна заставил его выкрикнуть эти слова.
Тина подняла голову с перил, прислонилась к отцу, и тот взял ее руки в свои. Она смотрела на арену словно загипнотизированная.
И тут – внезапно, ужасно, ошеломляюще – все закончилось.
Лак Керна упал: клинок вошел в его горловую втулку.
Керн с потрясенным видом шатнулся вбок. Хоб уже ранил его – его лицо было в крови, темное пятно медленно расплывалось по правому боку, сочась из-под кожаной куртки. Я увидел, как Хоб снова вонзил в него меч.
Меня замутило. Этого просто не может быть, это слишком жестоко! Керна убивали на глазах у жены, и никто ничего не мог сделать, чтобы его спасти.
Керн покачнулся, но не упал, хотя было ясно, что он тяжело (может, даже смертельно) ранен. Если бы действовали обычные правила, победивший боец и его триглад подались бы назад сразу после того, как пролилась кровь. Так уж были устроены лаки, если шаблоны их не изменяли для участия в бою насмерть или для сражения по другим правилам, таким, какие властвовали на арене сейчас.
Триглад наконец-то отступил, но это не могло спасти Керна. Он был побежден и, живой или мертвый, принадлежал Хобу.
Мы ошеломленно наблюдали, как он покидает Арену 13.
Зрители молчали.
Керн хромал впереди Хоба и его лаков, храбро стараясь не упасть и морщась от боли. За ним тянулся кровавый след, и возле двери «макс» он остановился и покачнулся.
Я думал, он сейчас рухнет, но он повернулся к балкону и посмотрел вверх, на Тину, видя далекое лицо жены в последний раз.
Тина пронзительно выкрикнула его имя; ужасно было слышать в тишине ее страдальческий голос. Керн шагнул за дверь и исчез из виду.
Мы тут же покинули балкон: Тайрон и Квин крепко стиснули руки Тины и наполовину провели, наполовину втащили ее вверх по ступенькам. Зрители остались на своих местах, давая нам выйти. Они молчали, и на их лицах отражался целый спектр чувств: сострадание, гнев, сожаление, горе и уныние.
Тина вся напряглась и дрожала с ног до головы.
Когда мы вернулись в дом Тайрона, слуги, как всегда умелые и проворные, бросились на помощь. Послали за доктором, Тину завернули в одеяло и усадили перед очагом. Она все еще дрожала, но первая волна истерии прошла, и она вела себя спокойно и здраво.
– Помоги ему, отец, – тихо взмолилась она. – Пожалуйста, помоги ему! Я знаю, ты можешь это сделать.
Тайрон покачал головой и принялся расхаживать по комнате, как зверь в клетке.
– Выкупи Керна, пожалуйста… Если ты дашь Хобу много денег…
Тайрон продолжал расхаживать, и пролетело еще несколько драгоценных безвозвратных минут.
– Позволь мне предложить себя вместо него, – сказала Тина. – Пожалуйста, отец…
Вошел доктор, и Тину пришлось держать, пока доктор вливал ей в рот принесенное лекарство. Когда она лишилась чувств, двое слуг отнесли ее наверх в спальню. Квин отправилась следом, и только тогда Тайрон перестал ходить туда-сюда.
Он сделался очень спокойным и решительным – я очень хорошо знал это выражение его лица.
– Ступайте в постель, живо! – рявкнул он, бросив сердитый взгляд туда, где у двери стояли в ожидании я, Палм и Дейнон.
Но когда я повернулся, чтобы уйти, он окликнул:
– Не ты, Лейф! Ты ступай за мной.
Я последовал за ним в заднюю часть дома, а оттуда в подвал. В каменной стене подвала была маленькая металлическая дверь, которую я замечал и раньше, но никогда не задумывался, зачем она здесь. Теперь Тайрон ее открыл, и я понял, что за ней сейф.
Вынув из сейфа мешок, Тайрон протянул его мне. Мешок был тяжелым и гораздо больше того, который Квин отдала кисточкам.
– Золото, – сказал Тайрон. – Единственная монета, которую примет Хоб.
Мы вышли в холодную ночь,
