Со школой странно. Учеба идет нормально, а отношения со сверстниками не очень. Конечно, для ребят я стал авторитетнее, чем в прошлой жизни, но оно мне надо? С девчонками вообще непонятки. Ира сама сказала, что мы «гулять» не будем, а теперь всячески выказывает свое недовольство. Что я должен делать? Не знаю. Одна Сонька нормальная, у нас с ней ничего нет, не было и не намечается, зато можем поговорить без задних мыслей.
Колька Ким перестал опаздывать на уроки, рано приходит в школу. Видать, смерть Юрки на него сильно подействовала. Наверное, в лучшую сторону. Он прекратил бегать в общагу, почти бросил пить. Даже на танцы не ходит, хотя наши любители на праздниках каждый день там полы полировали. Как-то в разговоре он вдруг спросил:
– В Питере сейчас тепло?
Питер – это Петропавловск-Камчатский, южнее нас на тысячу или тысячу сто километров.
– Там сейчас лето. Представляешь, деревья распустились. Листочки, цветочки. Лепота!
– Я вот думаю, на хрена мы здесь живем? На югах лучше. Отец дальше Паланы никуда не ездил и не хочет. Ладно батя, он другой жизни не видел, мать-то зачем здесь осталась жить?
– Сложный вопрос. У нее спроси.
– Спрашивал. Говорит, тут жизнь проще, чем на материке. А я на юг хочу. Не в отпуск, навсегда. Экзамены сдам – уеду.
– Ну чего, дело хорошее. Мир посмотришь.
Колька неожиданно сменил разговор.
– Знаешь метро?
– Ну да. В Москве оно есть, как не знать.
– Там красиво?
– Очень.
– Говорят, людей там много ходит, правда?
– Да. Людей там избыток. Особенно в час пик, когда с работы или на работу едут.
– Деревья растут красивые?
– Ты про что? Где деревья?
– Ну, в метро.
Тут я понял, что мы говорим о разных вещах. Чтобы не обидеть человека, осторожно стал выяснять тему беседы. Оказалось, Колька спутал Парк культуры имени Горького с одноименной станцией метро. Про поезда под землей он даже не слышал. И это в конце XX века!
Для меня такое дико, но парень в пятнадцать лет не видел деревьев выше своего роста.
Легковую машину знает одну. Кроме милицейского газика в райцентре, других легковушек у нас нет. На мотоциклах гоняют по поселку, на грузовых машинах тоже ездят. С октября по апрель по тундре только вездеходы ходят или тракторы по зимнику. С мая по сентябрь по отливу можно кататься на берегу. Тундра – это болота и вечная мерзлота. На юге Камчатки совсем другая жизнь, но его отец – коряк, им там просто неинтересно. С папой понятно, но почему мать не вывезла сына в отпуск? Мало того что семья не бедная, так и на работе раз в два-три года положены бесплатные билеты. Или только завербованным?
– Колян, хочешь, давай летом вдвоем в Питер смотаемся на пару недель. Найдем, где ночевать. Из поселка туда много наших уехало, на ночевку пустят.
– Можно. Я, наверное, документы в техникум подам. Или в мореходку.
Начало урока прервало беседу, но Ким пол-урока сидел в задумчивости.
На работе началось всё по заведенному порядку. В первую очередь столовка с поселковыми новостями. …Представляешь, Бухарик уехал! В район! Там его художником при кинотеатре поставили. Говорит, здесь его талант не ценят. Нет бы на Машке жениться… или на Надьке…
Потом раздал сослуживцам готовые таблички на дверь. Народу понравилось, благодарили.
Раз десятое число, значит зарплата. Получил и узнал, что за стенгазеты дали премию 20 рублей, а подоходный налог с первой сотни не 13 процентов, а 8 рублей 20 копеек.
Пользуясь свободным временем, чуток полистал библиотечку сельского художника, а тут пришел Колька Ким. Ему поделиться стало не с кем. Пак его лучшим другом был. Немного помялся, потом тяжело вздохнул и выложил наболевшее:
– Мы с Юркой в общаге вместе были. Ты не думай! Ничего такого! Выпили, меня в карты играть не взяли, денег не было. Юрка в буру играть захотел. Еще кричал: «Я передовик-бурильщик. Могу в буру, очко и буркозла!» Быстро проигрался, конечно. Тут эта мразь Макар предложил: «Давай в очко на просто так перекинемся!» Гнида еще хихикал, говорил: «Я тебе бесплатно наколку фартовую набью. Тогда любой сразу поймет, кто ты по масти». Главное, я Пака увести пытался. Типа поздно, родичи ругаться будут. Так он меня обматерил по-черному, а Колька Большой – тот из общаги выпер, да еще пинка под зад дал. Я даже с крыльца навернулся. А на следующий день Юрок около школы партак засветил. Может, что-то сделать можно было, если б я не нажрался.
– Что ты мог? Ничего. Тем более не знал.
11.05.72
На следующий день после зарплаты на перемене я подошел к Комарихе и протянул трояк. Неуплата членских взносов – одно из серьезнейших нарушений Устава ВЛКСМ. Во всяком случае, так Лёлька считала.
– Это что? – удивилась она.
– Комсомольские взносы. Я же работаю в кооперативе, вчера зарплату получил.
Глаза комсорга округлились:
– Так много?
Родители одноклассников получают всяко больше, но, когда товарищ с соседней парты поднимает серьезные деньги, он невольно вызывает уважение. И зависть, конечно.
– Премию чутка дали, – степенно пояснил я.
Новость мигом облетела класс, и на нас скрестились любопытные взгляды.
– Ты молодец, Костров! Настоящий комсомолец! – звонко объявила Комариха. – От некоторых две копейки месяц ждать приходится. Да еще упрашиваешь их. А за кое-кого, – ее взгляд вонзился в Генку, – я сама два месяца плачу.
Генка зарделся. Долг в четыре копейки его не тяготил, но пацану быть должным девчонке! Позорище!
На большой перемене обсуждать мой взнос не перестали. Десятиклассник Петя громко втирал девчонкам:
– Я, может, вором в законе буду. Воры комсомольских взносов не платят. Только такие лопухи, как Костёр, бабки палить желают.
Обидно мне что-то стало, не удержался я:
– Петь, извини, что поправляю. Вором тебе не быть. Крадуном[27] разве можешь попробовать.
– Это почему? – зло набычился парень.
– Ты комсомолец?
– Да.
