Светлая бровь Ситри нервно дернулась.
– Если собираешься жить с нами, – холодно отозвалась Стефания, – ничего не спрашивай, не лезь с разговорами и не пытайся флиртовать. Все ясно?
– Герман, – внезапно представился парень. – Моя койка вот эта.
Он прошел в самый угол, повесил на спинку стула сумку и потер пальцами виски. Странный он какой-то.
Но можно считать, что они с ним договорились полюбовно. Стефания еще немного понаблюдала за этим Германом, но он лег и замер без движения. Возможно, уснул. А вот у Стефании долго не получалось заснуть. До сих пор не верилось, что она смогла забраться так далеко. Она жива, Ситри с ней, у них есть кров, еда и защита. А с остальным она справится, ей все по силам.
Уже засыпая, она вспомнила, как по дороге в училище стала свидетельницей местных разборок и едва успела убежать. Двое подозрительных типов отдавали третьему, похожему на франта дешевого пошиба, в шелковой рубашке вызывающе красного цвета и со шлейфом приторных духов, дорогую шпагу. Стефания случайно оказалась в той подворотне недалеко от ночлежки, где они с Ситри поселились, и ее, похоже, не заметили. Но она испугалась, что это за ней, что ее все-таки нашли.
К счастью, она ошиблась и все наладилось. Наконец-то.
Урок 2
Лекция, которая называется вводной, чаще всего и не лекция вовсе
Герман совершенно не выспался, его отвлекало все – шорох простыней, чужое дыхание в комнате, негромкое похрапывание, очевидно, Ситри. Но больше всего его отвлекала Стефания.
Ей было страшно.
Склонность к магии появилась у Германа в детстве. В Ландри, мире, где он родился, простолюдин вроде него не мог обладать этим даром, поэтому единственный путь лежал сюда, в место, где способный маг мог получить необходимые знания и вернуться с гордо поднятой головой. Все, что Герману было нужно, – просто учиться, впитывать знания, как губка, ни на что не отвлекаться.
Он единственный из всего общежития, точнее, казармы, как ее называли среди курсантов, жил один в целом блоке. Распугать соседей труда не составило, они сами с радостью находили повод отселиться, чтобы не ночевать в опасной близости от «чудовища». Репутация – отличная вещь, если правильно ее использовать.
И тут эти… девчонки.
Внешне они были абсолютными противоположностями друг другу. Высокая, мощная и крепкая Ситри выглядела на фоне маленькой и фигуристой подруги настоящей великаншей и, если бы не светлые гладкие волосы, собранные в две неопрятные косы, и грудь, едва влезающая в походный кожаный доспех, ее можно было бы принять за молодого парня. Стефания же была обладательницей довольно милого личика, чуть подпорченного пухлыми, всегда упрямо поджатыми губками и непримиримым взглядом человека, вечно подозревающего подвох. Герману она сразу не понравилась, и он решил во что бы то ни стало избавиться от навязанных соседок.
Общие комнаты и общие душевые, как гласили правила училища, должны были подготовить курсантов к реальным условиям будущей армейской жизни, хотя, по мнению Германа, только разлагали коллектив. Он собрался и, сверившись с расписанием занятий на сегодня, покинул казарму прежде, чем его новые соседки вернулись из душевой. Чем меньше они видятся, тем всем спокойнее.
Учебный корпус «Г» был в основном приспособлен под лекции для большого числа учащихся. Широкий коридор с высокими арочными потолками, в который Герман попал, поднявшись на четвертый этаж, как раз был отдан под лекционные аудитории общих дисциплин, к которым межмировая история и геополитика как раз и относилась. Каждые метров пятьдесят из стен выступали ребра полуколонн, и казалось, что находишься не в здании, а внутри гигантского рыбьего скелета. По обеим сторонам мягко мерцали магические огни, заключенные в изящный каркас из металла и стекла. Дверные проемы учебных кабинетов тоже были высокими и стрельчатыми, как в рыцарских замках из книг, которые в детстве обожал Герман.
А вот и «Лекционная 411».
Герман притормозил и наглухо застегнул форменный темно-синий китель с посеребренными пуговицами. До начала занятий оставалось еще четверть часа, которые он предпочел бы провести подальше от шумных сокурсников, но за спиной уже слышались голоса, и странно было бы торчать одному у кабинета. Он вошел, и белокурый пухляш Вуди, один из прихлебателей местного задиры Ролана, испуганно дернулся, уходя с дороги.
– Эй, смотрите, кто пришел!
Герман поморщился, но даже не повернулся на голос. Он никогда не велся на дурацкие провокации.
Просторное помещение с уходящими ввысь рядами столов было почти наполовину забито учениками. Они шумно переговаривались, смеялись, делились впечатлениями, пока не услышали голос заводилы и в едином порыве не затихли и не уставились на дверь. В наступившей тишине громкий голос Ролана Грэма прозвучал по-особенному истерично:
– Мало тебе вчера всыпали? Еще хочется?
– Это еще кто кому всыпал, – уточнил Герман спокойно. – Мне кажется или это ты уносил ноги вместе со своими дружками?
После неудачных попыток задеть его у фонтана во время чтения Ролан с прихвостнями подкараулили Германа после ужина, чтобы затеять драку. Это было запрещено Уставом, так что Герман с ними драться не собирался. В голове в принципе не укладывалось, почему Ролан так к нему пристал. У них не было ничего общего, кроме места учебы, но почти с самого первого дня Ролан избрал Германа объектом для своей неоправданной ненависти. Не то чтобы Герману это было непривычно, в родной деревне в далеком западном мире Ландри он с рождения был белой вороной, так что быстро научился ставить вот таких вот задир на место. Лучший способ, который действовал безотказно, это игнор, поэтому Герман поднялся на самый верхний ряд и невозмутимо сел на скамейку.
– Эй, ты чего там вякнул? – завелся Ролан, и волны его злости раздражали обостренную чувствительность. Герман попытался абстрагироваться, но людей вокруг было слишком много, все они испытывали разные эмоции, которые смешивались, искажались и больно били по Герману. Он потянулся к безымянному пальцу левой руки, уже понимая, что совершил одну фатальную ошибку. Тоненькое серебряное колечко, подарок первого учителя, осталось в комнате, а без него заглушить какофонию чужих чувств не получалось. Голова наполнилась тяжелым давящим гулом. Вот тебе и пришел послушать лекцию…
Раздражение плескалось внутри, грозя в любой момент вырваться и все испортить. Следом за этим незащищенным, изрядно обострившимся восприятием Герман почувствовал приближение учителя буквально за несколько секунд до того, как тот влетел в аудиторию.
– Простите, простите, простите! – Савелий Кишман подскочил к кафедре, роняя на нее ворох бумаг, и, выдохнув, еще раз извинился: – Простите, опоздал. Не успели соскучиться?
Он оглядел недоумевающих курсантов, разбросанных по рядам, как грибы после дождя:
– Что-то вас маловато. Все пришли? Никого не забыли?
Народ всколыхнулся, все начали переглядываться, вспоминать.
